Восьмой день недели

Когда-то в детстве бабушка Радина Мария Ильинична изрекла: «Быть тебе, Толюха, счастливым да фартовым, коль меточка на левой щеке имеется». Об этих словах вспомнил Радин в поезде. Да, здорово повезло. Директора завода и начальника конверторного цеха вызвали на коллегию Министерства черной металлургии. Поездка в Москву была очень кстати. Нужно было зайти к Ивану Ивановичу, посоветоваться, побродить с друзьями по городу. Но главное — он боялся даже себе признаться в этом — было острое желание увидеть Надежду. Дербенева лежала в клинике.

Заседание коллегии затягивалось. После доклада министра и краткой информации директора института «Огнеупоры» высказывали свои мнения руководители металлургических заводов. Они называли цифры стойкости футеровки, условно запланированные на конец пятилетки. Директора словно сговорились. Выходило, что на Урале, в Средней Азии, на Украине предельная стойкость футеровки конверторов в ближайший год не сможет подняться выше трехсот плавок. Такую же цифру назвал и Винюков. Радин сидел в углу знакомого кабинета, внимательно слушал выступающих, кое-что записывал. С нетерпением ждал слова директора. Едва не вскочил на ноги, услышав заявление Винюкова. Ведь в поезде еще раз предупредил директора, что намерен доложить про поиски более продолжительной стойкости футеровки. Винюков пренебрег предупреждением. Видимо, просто не считал нужным принимать во внимание и его самого, и его планы. С трудом взял себя в руки. С нетерпением поглядывал на часы: быстрей бы кончилось заседание. Это не ускользнуло от внимания начальника главка. Он укоризненно покачал головой. Радин отвернулся. За окном шумела Москва. Мчались машины по мокрому асфальту, кружась, падали листья. Один из них — кленовый, желтый, побитый темной рябью — сиротливо приник к окну. Радин загляделся на листок, задумался.

— Полагаю, нам будет небезынтересно послушать мнение начальника конверторного цеха Старососненского металлургического завода, нашего, так сказать, выдвиженца Анатолия Тимофеевича Радина, — проговорил начальник главка. — Тем более что во вверенном ему цехе, крупнейшем в стране, медленно растет выплавка стали.

По тону, с каким была произнесена последняя фраза, Радин понял: рассчитывать на поддержку не приходится. Директор завода Винюков только что недвусмысленно намекнул: конверторный хромает на обе ноги потому, что посланец министерства не оправдывает высоких надежд.

Что-то похожее на злость охватило Радина. Впервые он столкнулся с невидимой стеной, воздвигнутой перед ним. С одной стороны, Винюков всячески препятствует внедрению экспериментов, с другой — его же порицает за отсутствие творческой жилки, организаторских способностей. Почему не послушал его совета, не рассказал членам коллегии о той работе, что ведется в цехе? Кажется, умный человек. Удастся повысить стойкость футеровки — на щит поднимут завод, его, Винюкова.

«А что если самому?.. Нет, не поймут. Да и Винюков не простит». Радин стоял и молчал. Все бунтовало в нем.

— Мы ждем, Анатолий Тимофеевич, — напомнил начальник главка, — неужели вам нечего сказать?

— Директор завода предельно ясно обозначил наш рубеж.

Первым улыбнулся заместитель министра, подняв голову от бумаг, прищурившись, посмотрел на бывшего референта. Это было так непохоже на Анатолия.

— Фраза с подтекстом. Если бы начальство отсутствовало, вы что, назвали бы иную цифру? — Начальник главка улыбнулся: ну-ка, юноша, найди выход из положения.

Радин упрямо тряхнул головой:

— Да, вы правы, я назвал бы совсем иную цифру.

Все невольно посмотрели на Винюкова. Лицо директора завода медленно багровело. Он поднял голову, и, не глядя на Радина, зло бросил:

— Когда-то Свифт заставил своего Гулливера описать академию прожектеров. Сей товарищ мог бы с успехом послужить прототипом одного из подобных академиков. Чему вы улыбаетесь, Радин?

— Шутить тоже следует осторожно. Язвить — тем более. У Свифта ученый, кажется, занимался пережиганием льда в порох?

— Вот именно!

— Старик пошутил неудачно. Сегодня ядра атомов дейтерия, как вам известно, слились с ядрами гелия, породив термоядерную реакцию. Прожектер-то прав оказался.

— Не слишком ли затянутое вступление? — заметил начальник главка.

Радин оглянулся на Ивана Ивановича. «Почему молчит? Неужели не поверил моему письму?»