Воспоминания

– Для вас здесь нет ничего интересного. Никаких сенсаций; на этом не заработать деньги. Совершенно безнадежно. Пишите лучше о сюрреализме, нудистах и пятилетнем плане. Или поезжайте в Брюссель и сфотографируйтесь с исследователем стратосферы, увековечьте себя с помощью глубокой печати. Такие занятия помогут вам протянуть время от выставки лошадей до майского представления ко двору.

Написание книг оказалось делом нелегким. Я не владел словами; но слова владели мною. Вначале я думал, что буду писать по-французски, поскольку из четырех языков, которыми я владею, лучше всего я говорю на французском. Позже я перешел на английский; мне казалось, что с его помощью мне удастся выражаться яснее и тем самым я возмещу недостаток красноречия. Дописав свою первую книгу («Союз душ»), я никак не мог найти издателей ни в Англии, ни в Америке. Гораздо проще оказалось организовать издание книги во Франции. Я не ожидал, что тираж раскупят; не желая никого разочаровывать и ввергать в убытки, я просто отнес рукопись в типографию и оплатил счета из собственного кармана. Те, кому я разослал экземпляры по почте – в основном мои родственники, – называли книгу ужасно скучной и откровенно нелепой. Похвалили ее лишь три человека: мой секретарь, одна моя давняя русская знакомая и один швейцарский лектор. Последнему, должно быть, книга в самом деле понравилась, потому что он попросил меня приехать в Швейцарию и прочесть несколько лекций.

Будь он американцем, я бы заподозрил, что его привлекает мой титул: русский великий князь, рассуждающий о спиритизме, способен привлечь публику не меньше, чем говорящая обезьяна. Но в Швейцарии никогда не преклонялись перед титулами. Ее жителям достаточно было открыточной красоты своих озер. Там потакали вкусам не таких известных клиентов: молодоженов и сентиментальных торговцев.

Поскольку читать лекцию предстояло в Цюрихе, в немецкоязычной части страны, мне пришлось перевести содержание книги на немецкий язык, на котором я не говорил с 1914 года. Я с благодарностью вспоминал моих суровых наставников, которые не жалели наказаний, внушая мне всепоглощающую важность немецкой грамматики. Когда я услышал собственный голос, который обращался к слушателям по-немецки, я невольно вспомнил стишок, с помощью которого можно было запомнить, какие предлоги нужно употреблять с разными немецкими падежами:

Oder auf die Frage wessen
doch ist hier nicht zu vergessen
dass bei diesen letzten Drei
auf der Dativ möglich sei[63]

.

Выступая – моя лекция продолжалась пятьдесят пять минут, – я старался не смотреть на лица зрителей. Впервые в жизни я стоял на кафедре и обращался к людям, которых никогда прежде не встречал. Когда лекция закончилась и я предложил задавать вопросы, служитель передал мне записку:

«Я приехал из самого Берлина, чтобы послушать вас, а вы ни разу не взглянули на меня! P. S. В заключительной части лекции вы все время путались во временах. Например, следовало сказать: „würde für Ende Juli festgesetzt“, а не „war“…»

Только тогда я поднял глаза и увидел улыбающееся, румяное лицо моего старого друга, известного немецкого археолога, сидевшего в первом ряду. В последний раз мы с ним виделись в 1911 году в Трабзоне, где он возглавлял финансируемую мною экспедицию.

До полуночи мы рассказывали друг другу все, что случилось с нами между Трабзоном и Цюрихом. Он не скрывал изумления. Для него, как и для всех немцев, казалось невероятным, что представитель царской семьи читает лекции в Швейцарии, в «публичном зале». При этом для него не так много значило, что я – Романов; куда важнее было то, что моя мать принадлежала к «великому Баденскому дому».

– Кто бы мог подумать! Кто бы мог подумать! – снова и снова повторял он.

– Не сокрушайся так, – сказал я, – а лучше скажи, что ты думаешь о теме моей лекции.

Что ж, он охотно поделился своим мнением. Русские всегда были сумасшедшими. Профессор был убежден, что ни один Гогенцоллерн не смог или не захотел бы читать лекцию на такую безумную тему. История? Да, пожалуйста. Политическая философия? Возможно, хотя он не считал, что представителям царских семей стоит опускаться до уровня бывших президентов и отставных премьер-министров. Но спиритизм? Он отказывался воспринимать тему всерьез. Будучи старше меня и в прошлом немало получив от моих щедрот, он считал своим долгом предостеречь меня.

– Подумай о своем будущем! – воскликнул он, и я заказал еще одну бутылку мозельского.

5

О будущем я думал, думал непрестанно. Хотя тогда еще не был уверен в своей способности адекватно выразить свои мысли, я продолжал работать. Одну за другой я опубликовал несколько книг. Изданные за мой счет, они отражали мои тогдашние идеи, хаотичные в своей искренности и искренние в своем хаосе.