Воспоминания

Подумайте о 70 миллионах полуголодных людей и о тех из них, которые постепенно умирают от голода. Подумайте о грудных младенцах, умирающих от голодания их матерей, о бесчисленном количестве детей, которые останутся на всю жизнь хилыми и больными! И все это не в далекой Индии или Китае, где бессердечная природа не посылает благословенного дождя, а здесь, в Европе, культурной и человечной. Голод по приговору человека, который так кичится своей культурностью! Где же цивилизация? Чем же они, как люди, стоят выше тех, которые, к ужасу всего цивилизованного мира, свирепствовали над безоружными в Армении, за что и понесли кару, погибая тысячами? Эти жестокие анатолийцы вряд ли руководились каким-нибудь побуждением, кроме ненависти, и уж конечно никто не заподозрил бы в них чувство любви к ближнему.

Какую же цель преследует этот приговор «цивилизованных»? Их план ясен. Они увидели, что их военная сила недостаточна, что все их военное искусство не может справиться с противником, обладающим стальными нервами. Поэтому надо ослабить эти нервы. Если же это не удается в борьбе один на один, то, пожалуй, может удаться окольными путями. Пусть голодают женщины и дети. Это подействует на мужей и отцов на фронте, если не сразу, то постепенно. Может быть, эти мужья и отцы решат бросить оружие, так как иначе на родине смерть угрожает их близким, смерть — цивилизации. Так рассуждают люди, и это не мешает им молиться. «Противник забрасывает нас американскими гранатами. Почему же мы не топим его кораблей с транспортом?’ Разве у нас нет для этого средств? Вопрос права? Где и когда противник думал о праве?» — такие вопросы задает солдат на фронте. Родина и армия обращались с тем же к своим вождям задолго до 29 августа 1916 года. Мысль о применении подводной войны для сокращения страданий родины и армии в ее неимоверной борьбе высказывалась еще до моего назначения главнокомандующим. В этой беспощадной борьбе против моей беззащитной родины приходилось руководиться только принципом «око за око, зуб за зуб». Все остальное кажется бессердечием по отношению к своим. Но мы не должны были забывать при этом о тех последствиях, которые явились бы результатом применения этого уничтожающего средства борьбы. Если в отношении бессердечных врагов можно оставить в стороне всякие соображения, то все же необходимо подумать о нейтральных до сих пор нациях, плавающих по морю. Применение этого орудия не должно привести родину к еще большей опасности и возложить на нее еще больше забот, чем те, от которых хотят ее избавить. Это вызывает понятное колебание.

Таково было положение, когда я прибыл в главную квартиру. К тяжелому положению на суше присоединился еще серьезный и значительный вопрос о морской борьбе. На первый взгляд, разрешать его должны были правительство и штаб-адмиралтейство, но и высшее командование армией сильно затронуто им. Ясно, что мы должны желать проведения подводной войны по общим военным соображениям. Та выгода, которую мы можем ожидать для нашей войны на континенте, слишком очевидна. Для нас было бы уже большим облегчением, если бы этим мы существенно нарушили снабжение неприятельских армий. Было бы хорошо также, если бы нам удалось, хотя бы отчасти, уничтожить неприятельские операции за морем. Это значительно освободило бы без пролития немецкой крови не только болгарские и турецкие, но и наши силы. В перспективе для нас открывалась возможность до крайней степени затруднить доставку сырья и предметов первой необходимости странам Антанты и этим поставить их перед дилеммой: или протянуть нам руку для примирения, или потерять свое положение в мировом хозяйстве. Таким образом, подводная война должна была определить ход войны. Даже больше — в начале 1917 года это было единственным средством, которое мы могли применить, чтобы победоносно окончить войну.

Самым трудным был и остался вопрос: в какой промежуток времени будет достигнут результат подводной войны? Штаб-адмиралтейство могло дать только очень неопределенный ответ. Но по его самым осторожным расчетам оценка положения была настолько для нас благоприятна, что я был готов применить это новое средство борьбы, совершенно игнорируя опасность возбудить против себя новых противников. Но если бы флот настаивал еще сильнее, все же политическая и военная обстановка осенью 1916 г. заставляла нас отложить начало широкой подводной войны, чтобы при нашем тяжелом военном положении не стать лицом к лицу с новыми противниками. Во всяком случае мы должны были выждать благоприятного завершения румынского похода. Если он удастся, то мы будем располагать достаточными силами, чтобы удержать какое-либо нейтральное государство от вступления в ряды наших противников, как бы ни усиливала Англия свое экономическое давление на них. К соображениям военным присоединились и политические. Мы не хотим думать об усиленном применении подводного флота, пока не будет ясен результат нашего мирного шага.