Воспоминания

Проведение операций почти нигде не встретило серьезного сопротивления врага. Русское правительство признало теперь угрожающую ему опасность. 3 марта в Брест-Литовске был подписан мир между четверным согласием и Великороссией. Русская военная сила вышла из войны. Большие территории страны и целые народности были оторваны от русского тела. Образовалась большая трещина между Великороссией и Украиной. Выделение по мирному договору окраинных государств было для меня военным успехом. Этим был создан, если можно так выразиться, буфер позади нашей границы против России. С политической точки зрения я приветствовал освобождение Балтийских провинций, потому что немецкое влияние могло теперь там развиваться свободнее, и могла усилиться колонизация этих областей.

Нечего и говорить, что переговоры с русским правительством террора очень мало соответствовали моим политическим убеждениям. Но мы были вынуждены прежде всего заключить договор с существующими властителями Великороссии. Впрочем, тогда там все так волновалось, что я лично не верил в длительное господство террора.

Несмотря на заключение мира, мы и теперь, конечно, не могли отвести все наши боеспособные силы с востока, не могли предоставить занятые области собственной судьбе. Уже одно желание установить барьер между большевистскими властями и освобожденными нами землями настоятельно требовало оставления на востоке сильных немецких частей. Наши операции на Украине также не были закончены. Мы должны были вступить в эту страну, чтобы упорядочить ее политические отношения. Только тогда, когда это удалось, у нас явилась перспектива добывать на Украине предметы необходимости прежде всего для Австро-Венгрии, затем и для нашей родины, кроме того сырье для военной промышленности и военных потребностей в нашей армии. Политическая точка зрения в этом предприятии не играла никакой роли для высшего командования.

Совсем иное значение имела военная поддержка, которую мы оказывали осенью этого года Финляндии в ее освободительной борьбе против русского господства. Большевистское правительство ведь не выполнило данного нам обещания очистить страну. Кроме того, мы надеялись привлечением Финляндии на свою сторону затруднить военное влияние Антанты со стороны Архангельска и Мурманского побережья на дальнейшее развитие событий в Великороссии. В то же время мы угрожали этим Петрограду, что было тогда очень важно, потому что большевистская Россия должна была сделать новую попытку нападения на наш восточный фронт. Применение небольших сил — дело шло едва ли не об одной дивизии — во всяком случае окупалось с лихвой. Мое откровенное сочувствие этой освободительной войне финляндского народа, по моему мнению, совершенно совпадало с требованиями военной обстановки.

Во всяком случае я могу утверждать, что мы ничего не упустили, чтобы собрать по возможности все наши боевые силы для решительной битвы на западе.

Зимою 1917–18 гг. мы, наконец, достигли того, к чему я стремился три года назад. Мы могли без всякой помехи обратиться к западному фронту и взяться за оружие против него. Этого бы, может быть, и не понадобилось бы, если бы мы окончательно разбили русских в 1915 г.

В 1918 году эта задача стала для нас гораздо труднее. Франция все еще была сильным противником, хотя и пострадала не менее нашего. Ее поддержала английская миллионная армия, в полном вооружении, хорошо обученная и опытная. В угрожающей близости оказался новый враг, самый мощный в хозяйственном отношении, владеющий всеми средствами военной борьбы против нас, представляющий огромные массы войск. Враг этот — Соединенные Штаты Северной Америки. Подойдет ли он вовремя, вырвет ли он у нас победу? В этом и только в этом был вопрос. Я думал, что на него можно ответить отрицательно.