Воспоминания агента британской секретной службы. Большая игра в революционной России

– Мой дорогой друг, это была бы ставка на несомненный факт. Я и не собираюсь принимать ваш вызов, – был мой ответ.

– И все же ставка в силе.

– Чушь, – сказал я.

В тот момент мы ехали в такси по Стрэнду к гостинице «Савой». Рейли стал настаивать, и я, наконец, сказал:

– Черт с вами, я принимаю вашу ставку.

Следующий час был настоящим упорядоченным столпотворением в моей комнате. Должен признаться, что ситуация была критическая. Друзья помогали мне носить мой багаж вниз, в вестибюль, потому что мы не могли ждать, когда носильщик принесет его. Я предложил таксисту кругленькую сумму за то, чтобы он довез меня на вокзал Ватерлоо за рекордное время, и прибыл на платформу как раз в тот момент, когда служащий собирался дать сигнал к отправлению.

– Подождите секунду, – сказал я, роняя полкроны на его ладонь. – Мне нужно добраться до купе первого класса, забронированного для меня Министерством иностранных дел.

Пройдя половину поезда, я увидел Рейли, высунувшегося из окна.

– Вот мое купе, – сказал я, указав на него носильщику, который поспешил занести мой багаж в купе.

Неспешным шагом я последовал за носильщиком. Рейли меня приветствовал словами:

– Дьявол, вы сделали это нарочно!

Во всяком случае, я выиграл пятьдесят фунтов, и Рейли заплатил мне их, как порядочный человек.

Когда мы вышли из поезда в Саутгемптоне, на борт корабля перед нами взошел очень странный высокий человек. На нем было весьма необычное длинное клетчатое пальто песочного цвета, которое выглядело как перелицованное одеяло. Из-под его шляпы в беспорядке свисали длинные желтые волосы, покрывая воротник и доходя почти до плеч. Это было такое комическое зрелище, что я громко засмеялся.

– Вы только посмотрите на него, – сказал я Рейли.

– А что, это Падеревский, – был ответ Рейли; и тогда я тоже узнал знаменитого музыканта.

Корабль был переполнен. Мы должны были уехать так скоро, что организация шефа не смогла забронировать нам каюту. Однако Рейли, который был знаком с Падеревским, был уверен, что у того есть каюта, и пошел к нему. Вскоре он вернулся, и в его глазах плясали искорки возбуждения. У Падеревского была каюта, и он был готов разместить нас у себя, если мы не будем против того, чтобы спать на диване, но самое главное, мы узнали, что музыкант Падеревский ехал в Варшаву, чтобы стать первым послевоенным премьер-министром Польши.

Этот факт был пока известен лишь очень немногим, и мы втроем большую часть той ночи просидели, обсуждая европейскую политику и угрозу большевизма не только Польше, но и всему цивилизованному миру. Мы добрались до Парижа лишь на следующий вечер и прежде, чем сесть на поезд, идущий в Марсель, на Лионском вокзале, поужинали в La Rue на бульваре Мадлен.

Мы выбрали этот ресторан, потому что мы оба знали его владельца, когда тот был самым известным шеф-поваром в Санкт-Петербурге за несколько лет до начала войны. Нам был оказан потрясающий прием, и ужин был подан потрясающий, с великолепным вином и самым старым бренди, поданным так, как и должны подавать бренди – в глубоких хрустальных бокалах. Этот ужин придавал нам сил на протяжении всей пренеприятной ночи, когда мы оказались плотно набитыми, как сардины, в вагон первого класса, в котором люди сидели на полу и по всей длине коридора за пределами купе.

Мы сделали свою пересадку и, несмотря на ужасно тяжелый переход из Афин в Черное море, были с комфортом размещены английским капитаном, который вел греческий эсминец так, как будто это был британский военный парусный корабль. Мы заходили в каждый порт на азиатском побережье Черного моря, затем в российские порты и, наконец, в Галац – румынский порт в устье Дуная. Мы везде ходили как двое английских коммерсантов. Людям не казалось странным, что мы путешествуем на греческом эсминце, потому что такие корабли часто возят коммерсантов. За три недели мы собрали информацию, ради которой нас послали, и сумели доложить ее до начала мирной конференции.

С той поры на протяжении следующих двух или трех лет меня постоянно посылали для выполнения различных политических или разведывательных заданий.

В начале 1920 г. как раз перед тем, как Одесса была окончательно захвачена большевиками у белогвардейцев, я был британским политическим советником и представителем сэра Хэлфорда Маккиндера – британского Верховного комиссара на Юге России, в Новороссийске.

Белогвардейскую разведку в Одессе возглавлял некий полковник-двурушник, которого ради его семьи мы будем называть полковник Р. Он долгое время был под подозрением, и, наконец, было получено доказательство того, что он обманывает доверие и продает информацию о планах белых большевикам. По разным причинам, в основном политическим, русское командование не могло открыто сместить его с его поста.

Однажды мой секретарь ввел ко мне в номер в гостинице «Лондон» четырех мужчин. Это были казачьи офицеры, одетые в длинные кавказские бурки из овчины, доходившие им до лодыжек. Я спросил у них, какое у них ко мне дело. Можно представить мое удивление, когда они попросили меня дать им динамит.

– Зачем, черт побери, вам динамит?