Воспоминания баронессы Марии Федоровны Мейендорф. Странники поневоле

Из гостиной дверь вела в комнаты, где помещалась семья Льва, но, так как на двери была изображена масляными красками братом Львом картина трех Васнецовских богатырей, то они к этой двери и не подошли. Очевидно, они решили, что гостиная заканчивает наши апартаменты; не пошли дальше и по коридору (иначе наткнулись бы на комнату Куломзиных и на лестницу, ведущую наверх). Вместо того они тщательно обыскивали большой письменный стол отца. Он был оставлен, после его смерти, в нетронутом виде, а у отца лежали в нем всякие сломанные вещицы (рамочки, дверные ручки, задвижки, детские игрушки). Он любил чинить весь этот хлам и не позволял выбрасывать его. Наконец снаружи послышались голоса их сообщников: «День, день, пора кончать!» И в один момент они испарились. В это же время подошла и помощь. Первым предстал предо мной наш калека пчеловод. Я невольно оценила его храбрость. Любитель охоты, он явился один, со своим ружьем, задолго до управляющего, пришедшего с кучерами, сторожами, скотниками и прочим населением экономии.

Наша гостья, продрожав от страха добрых два часа (я не могла сбегать к ней и объяснить, в чем дело), уехала на следующий день по пути намеченного своего бегства.

Страдная пора (называемая на Украине «жнива») подходила к концу. В экономию приехали из Умани уполномоченные коммунистической власти, чтобы распорядиться остатками прошлогоднего урожая и приготовить место для свозки нового. Нас об этом даже не уведомили. От одного из наших рабочих я узнаю, что оставшееся зерно делят между селянами по количеству душ в семье. Я его спрашиваю: «А как же будет с тем зерном, которое ты должен был получить от нас за свою работу?» – «Я уже получил». – «Ну, молодец!» Все обошлось честь честью. И на нас и на нашу прислугу выделили ту же подушную порцию. Уполномоченные уезжают, оставив распоряжения крестьянам: половину снятого с помещичьей земли урожая свезти в экономию, теперь уже принадлежащую государству, остальное взять себе.

Ко мне снова приходит группа крестьян и спрашивает, как поступать со своим долгом нам. Я им говорю: «Ведь вы же слышали распоряжение властей?» А они мне отвечают: «Что нам эти власти? Власти у нас поденные, а мы сговаривались с вами и привезем вам не половину, а две трети урожая». Насилу я их уговорила этого не делать, объяснив им, что я за это буду сильно отвечать. Они поняли и привезли в экономию приказанную половину, а себе все же взяли не половину, а треть. Оставшуюся же часть свезли в поле и сложили там в отдельную скирду.

Время шло. Никита поправлялся. Его перевели в дом. Днем он лежал на большой крытой террасе.

Вдруг вламываются в усадьбу какие-то четыре всадника. Привязав лошадей, делают в доме обыск. Забирают у Яши его высокие сапоги. Входят в кабинет и снимают телефон. Двое из них потребовали от Яши его обручальное кольцо. Ольга сейчас же отдала и свое но мать моя, снявши свои два кольца (она была на террасе), передала их Любочке и сказала бросить их в кусты, что та и сделала. Один из грабителей, рассердившись, бросился на мою мать с поднятой нагайкой. Яша преградил ему дорогу. Тогда он отступив, направил на Яшу поднятое ружье. Тут Ольга, как дикая кошка, прыгнула ему на грудь. Я замерла от страха. В это время послышался спокойный голос матери: «Перейдемте в гостиную, тут больной». Сказала она это как хозяйка дома, как власть имущая, и мы оказались в гостиной. Опасный момент миновал.

Они стали требовать денег. Объявили мою мать, Яшу и меня арестованными, велели нашему кучеру запрячь бричку, нам сесть в нее, а Яшу посадили на козлы. Они сказали, что везут нас в поле на расстрел. В этот момент Ольга, сдав своего младшего, годовалого мальчика, Ярослава, на руки няни, села на скамеечку брички перед нами со словами: «Куда муж, туда и жена». Лошади тронули; мы ехали, эскортируемые четырьмя всадниками. Но они не повезли нас в Дубову, а велели кучеру свернуть налево, то есть по направлению нашего села. По дороге они велели Яше снять с себя подтяжки и дать им. Местности нашей они, очевидно, не знали. Когда перед ними оказалась, как на ладони, наша маленькая Ольшанская Слободка, они обратились к кучеру и приказали: «Вези господ туда; там наш штаб», а сами быстро отъехали и скрылись из глаз.

Я давно подозревала, что они проделывали всю эту комедию, чтобы мы дали им денег, которых у нас на руках не было. Тут и все мои спутники поняли, что это были грабители, ничего общего с властями не имеющие. С холма, на котором мы расстались с ними, мы съехали вниз в село. Никакого штаба, конечно, там не было. Мы заехали к агроному и просили его поместить нас у себя, чтобы нам не подвергаться более нападению всяких насильников. Он согласился; дал в наше распоряжение одну большую комнату и две малых.

На следующий же день мы перевезли туда матрацы и два сомье (матрацы на пружинах) для матери и для Анны Семеновны и расположились как на бивуаке. Прислуга и вещи оставались в усадьбе. Обед привозил нам кучер в бричке. Он приспособил для этой работы пару двухлетних жеребят, которых никто не реквизировал.