Но, опасаясь погони, капитан корабля распустил все паруса и удалился от берега, несмотря на настойчивые просьбы Корнелии остаться.
Обращенная лицом к берегу, от которого она не в силах была оторвать глаз, Корнелия не упустила ни единой подробности разыгравшейся там страшной сцены.
Убийцы отрезали Помпею голову своими мечами, чтобы царь Птолемей, знавший Помпея в лицо, не усомнился в его смерти.
Что же касается тела, то они бросили его нагим прямо на берегу, прихватив с собой тогу Помпея, чтобы завернуть в нее его голову.
Филипп, вольноотпущенник Помпея, спрыгнул на берег и, весь в слезах, сел подле обезглавленного трупа.
Убийцы оставили его предаваться скорби и удалились.
И тогда Филипп, оставшись наедине с любопытными, сбежавшимися соизмерить человеческое величие с видом обезглавленного тела, благоговейно обмыл труп морской водой, облачил его в свою собственную тунику, собрал по берегу обломки рыбацкой лодки, потерпевшей кораблекрушение, и сложил из них погребальный костер.
Посреди этой скорбной работы он заметил какого-то старика, который медленно приблизился к трупу и остановился перед ним.
— Стало быть, это тело Помпея, — спросил он Филиппа, — ты намерен предать здесь огню?
— Да, — ответил тот.
— Позволь мне помочь тебе, — промолвил старик, — ведь я служил под начальством Помпея. И тогда мне не придется сетовать на свое пребывание на чужбине, раз после стольких бедствий я удостоился славы помочь тебе похоронить величайшего из римлян.
Так совершилось погребение Помпея.
На следующий день Луций Лентул, в свой черед плывший с Кипра и не знавший, что произошло накануне, следовал вдоль берегов Египта и, со скрещенными руками стоя на палубе, смотрел на угасающий огонь погребального костра и сидевшего рядом с ним плачущего человека.
— Кто же это, — с печалью в голосе промолвил он, — закончил здесь отмеренный судьбой срок и опочил после тяжких трудов?
Затем, минуту спустя, он тяжело вздохнул и прибавил: — Увы, быть может, это ты, о великий Помпей!
Через день он тоже сошел на берег и был убит.
Поскольку мне следует вернуться к собственной истории, скажем прямо сейчас, что случилось со всеми этими убийцами.
Прибыв в свой черед в Египет, Цезарь застал здешние дела в чрезвычайном расстройстве. Юный царь, по-прежнему воевавший с сестрой, решил снискать его благосклонность, предъявив ему голову Помпея; однако при виде нее Цезарь в ужасе отвернулся, а когда ему поднесли печатный перстень, которым было скреплено столько посланий и который, будучи символом нерушимости, нес на себе изображение сфинкса, он взял его, обливая слезами.
Возможно, Цезарь уже предчувствовал смерть, не менее страшную, нежели та, какую он оплакивал!
Он приказал убить Ахиллу и Потина и хотел покарать такой же казнью софиста Феодота, самого виновного из всех, того, кто дал совет убить Помпея. Однако человек этот опередил его и покинул Египет. Жалкий, всеми ненавидимый и презираемый беглец, он долго скитался, однако в конце концов Марк Брут, ставший владыкой Азии, обнаружил убежище, где скрывался Феодот, и предал негодяя мучительной смерти.
Что же касается юного царя Птолемея, то он бесследно исчез во время сражения с Цезарем. Полагают, что он утонул в Ниле.
Наконец, действуя по приказу Цезаря, вольноотпущенник Филипп привез Корнелии урну с прахом Помпея, и Корнелия захоронила ее в гробнице, в той самой вилле в Альбанских горах, где она провела с Помпеем столько славных и счастливых часов.
Происходило все это в 707 году от основания Рима.
XXI
Мне исполнилось восемнадцать лет. Благодаря моим занятиям в школе Орбилия и ученым беседам в доме Сирона, я говорил по-гречески почти как на латыни. Отец решил пойти на последнюю жертву и отправить меня в Афины, дабы я обрел там, как выразился Цицерон, окончательный лоск воспитанности и образованности, лоск заморский и заемный.
Афины, захваченные Римом, вследствие превратности судьбы стали наставником победителей; это был город, где говорили на самом чистом греческом языке и где находилось самое большое число опытных преподавателей. Сулла обошелся с городом щадяще, хотя и выказал себя жестоким в отношении некоторых его обитателей. Он оставил его свободным и окруженным почетом; все его главные величественные здания уцелели; бо́льшая часть его статуй по-прежнему стояли на своих пьедесталах. Афины утратили свое политическое значение, но сохранили первенство в качестве средоточия духовной власти.
И потому, намереваясь завершить в Афинах свое образование, я покинул школу в Велабре и расстался с Орбилием, любимым учеником которого мне довелось быть.