Воспоминания о Ф. Гладкове

— Пускай ваши студенты почувствуют, какой ответственный пожизненный груз принимают они на свои плечи, решившись стать писателями. Надо много знать, чтобы суметь что-то дельное написать! Писатель — труженик... Хорошо бы курс психологии творчества соорудить... Забыли наши ученые хорошие традиции науки: психологию творчества.

В итоге наших бесед мы подружились со строгим, но справедливым ревизором. Однажды, провожая Федора Васильевича из института в редакцию журнала «Новый мир», где он тогда работал, я в присутствии другого обследователя — деликатнейшего Сергея Александровича Обрадовича — сказал:

— А не прийти ли вам, Федор Васильевич, к нам в Литинститут да не поработать ли в нем?

Федор Васильевич рассмеялся:

— Э, голубчик! Я теперь уж и отстал от педагогической жизни, да мне и некогда, с литературой забот и хлопот хватает... Увольте...

А в 1944 году Федор Васильевич Гладков стал директором Литературного института.

Многолетние сотрудники института и поныне с удовольствием вспоминают первый день появления Федора Васильевича в Доме Герцена, обход им всех кабинетов, аудиторий, его знакомство с «кадрами», реплики или вопросы к каждому из работников. Все это носило и деловой, и вместе с тем теплый характер. Это было не просто любезно, а задушевно и деловито.

Сотрудникам института казалась удивительной быстрая и точная реакция нового директора на разнообразные вопросы, перед которыми стоял коллектив с его нуждами, с горой забот — хозяйственных, организационных, методических, творческих, академических... Крыша Дома Герцена, выдержавшего военные невзгоды, была дырявой от шрапнельных осколков, балкон, давно потерявший свое прямое назначение, — полуразрушенным. В наш вуз начали прибывать студенты из госпиталей, из фронтовых и дивизионных газет, с оборонных предприятий. По саду Дома Герцена расхаживали молодые люди в военном обмундировании, при медалях и орденах. Возвращались доучиваться и те «старые» студенты, которым война угрожала не только отсрочкой учебы... Новый директор ставил дело обучения и воспитания, учитывая именно этот «фронтовой» состав молодежи, сердцем понимая сложность и специфику послевоенной атмосферы в работе вуза.

— У литературной молодежи появилась потребность осмыслить накопленный за годы войны жизненный опыт, подытожить дни и ночи размышлений в блиндажах, землянках, на койке госпиталя... — сказал Федор Васильевич перед педагогическим коллективом института и твердо добавил: — Кроме желания рассказать о жизни и кроме способностей нужны большие знания, культура и кропотливая работа.

Всем нам, и преподавателям, и студентам, было близко и необходимо основное качество директора Гладкова — умение и желание воспитывать коллектив, не забывать в буднях работы ее высокий творческий смысл. Когда я — по долгу службы — рассказывал Фадееву о динамичном характере работы нашего нового директора, Александр Александрович довольно заметил:

— Да, это он! Горячий, всегда горит. Спокойная жизнь ему противопоказана. Это — он, неуемный Федор Васильевич. Знаете что: а вы не злоупотребляйте так его энергией. Поменьше его эксплуатируйте. Не загружайте администраторством. Эта сфера — дело гиблое для писателя. Пускай больше воспитывает и — пишет. Этим он всем нам нужен.

Часто и по разному поводу Федор Васильевич охотно беседовал со студентами, выступал на собраниях и заседаниях. Тогда раздавалось его обращение: «Друзья мои!» — с последующим горячим монологом, насыщенным мыслью, образностью, экспрессией.

— Наш институт — трудный и самый беспокойный из всех на земле... Это хорошо! В нем учатся люди, которые хотят беспокойной жизни. И это хорошо! Спокойной литературы быть не может. Да здравствует беспокойство!

— Надо научиться знать, надо уметь получать знания. Своя воля должна быть проявлена. Глядите, какой орел преподает вам языкознание! Я бы сам к нему на лекции бегал. Умейте взять от Реформатского его любовь к языку, его знания...

— Писатель должен знать многое, больше, чем знал вчера, больше, чем знаешь сейчас. Но он не всезнайка, а энциклопедист. Не разбросанность, а собранность знаний в нем должна быть. А как же ты иначе будешь давать свои художественные обобщения? Как будешь добиваться живого образа?

— Воспитать себя должен писатель непременно. Писатель — воспитатель. Все наши великаны русской литературы были учителями жизни! Воспитать в себе настоящего человека и писателя — значит иметь в душе своей и‑де-ал! Где он? В чем? Выходи, голубчик, на ленинский простор, там — твои поиски и твои открытия.

— Не терплю равнодушных. Боритесь за каждого человека, за полноту раскрытия способностей в каждом студенте. Цените личность. Радуйтесь или негодуйте. Только не будьте равнодушными.