Воспоминания о Ф. Гладкове

Мало кому известен цикл очерков Гладкова о рабочих уральских заводов периода Отечественной войны. Работая тогда специальным корреспондентом «Известий» в Свердловской области, он изучал организацию труда на эвакуированных заводах. На его глазах на голом месте вырастали новые. Темпы были героические. Сначала люди работали под открытым небом и все же давали необходимую продукцию для фронта. Лишь потом возводились стены и крыши, вырастали заводские корпуса. Люди работали фантастически самоотверженно.

«Чуткое сердце», «С огнем в душе», «Беспокойный характер», «Талант вооружен», «Рождение характера», «Командир производства», «Новое в труде», «Двое из лучших», «Вдохновенные мастера», «Слет победителей» — один перечень названий очерков уже говорит об их содержании. Эти победители, вдохновенные мастера и новаторы с огнем в душе — преимущественно рабочая молодежь.

Вот комсомолец Владимир Зайцев — многостаночник: и токарь, и фрезеровщик, и строгаль, и зуборезчик. Он сам непрерывно учится и в то же время, как прирожденный педагог, учит совсем юных рабочих.

«Белокурый, тощенький, но сбитый крепко уралец, убедительно говорит о «теории», о «формулах», которые немедленно воплощаются в интересные приемы работы, в вещи, в сверкающие детали. Он радуется, как подросток, когда парнишка раскрывает формулу и она оживает перед ним в ощутимом образе».

Он знает, что самое главное — пробудить в юных чувство рабочей гордости, беспокойную страсть узнать больше и больше, веру в свое мастерство, в свои возможности. А вот тридцатилетний лекальщик Алексей Глебов — «поэт своей жизни» и поэт своей профессии.

«Глебов — интересный собеседник, — пишет Гладков. — С ним любопытно потолковать о художественной литературе, об искусстве. Он очень горячо и страстно ставит вопросы культуры и социалистического воспитания. Для него ценность советского гражданина и хорошего работника определяется степенью одухотворенной любви к труду (подчеркнуто мною. — Б. Б.), уважения к товарищу, стремлением к новому. Он терпеть не может людей самонадеянных, лишенных чувства самокритики, самовлюбленных фразеров. Красота человека — это постоянное творческое искание, целеустремленность, энергия. А всякую борьбу, всякое дело человек должен доводить до конца».

Во время Отечественной войны Гладков целые дни проводил на уральских заводах, изучая людей и производство, но главным образом людей — рабочую молодежь. Он, по его словам, хорошо мне запомнившимся, часами смотрел на руки рабочих — «руки кудесников, одухотворяющие движение станков».

Как любил Федор Васильевич эту трудовую гвардию Урала! С каким восторгом он рассказывал мне о ней, показывал письма рабочих (переписка длилась до самого конца жизни писателя), как отец гордился их дальнейшими успехами.

Помню, прочитав одно из писем, он сказал:

— Какая творческая находчивость, горячий прибой вдохновения, изобретательности, мятежного беспокойства! И в то же время какая скромность! Ни одной громкой фразы — все искренне и просто. Эти люди рождены, чтобы преодолевать непреодолимое.

Гладков неоднократно говорил и писал о великолепной сложности, многообразии нашей жизни.

«При неравномерности развития экономических и общественных процессов, — писал он в одной из своих заметок, найденных в его архиве уже после его смерти, — наша эпоха волнуется от столкновения множества противоположностей, которые причудливо переплетаются между собой и разрешаются подчас очень болезненно, очень остро и проходят незаметно, выливаясь в новые формы, в новые рождения».

Понятны гнев и возмущение, которые вызывали у него повести и очерки, где опрощался, обеднялся, показывался крайне односторонне внутренний мир рабочего человека. Здесь уже никакая защита не помогала, о скидках на талант и на молодость он и слышать не хотел.

«Начиная с «Цемента» и кончая «Мятежной юностью», — писал мне Гладков (письмо от 18 июня 1956 г.), — я прежде всего, по мере сил моих, конечно, стремился и стремлюсь раскрыть психологию человека, внутренний мир рабочего-революционера до Октября и новое, более сложное качество его интеллигентности в советское время. Не умные книжки, где передовой рабочий представлен неким бездумным здоровяком, одним лишь мышечным напряжением добывающим сказочные рекорды, звучат глупо и фальшиво. «Шапками закидаем» — подтекст такого рода сочинений. Какое придурковатое мещанство! Все это не только комически наивно, эмоционально неграмотно, но и политически вредно. Душа кипит и протестует...»

Рабочий-революционер был всегда для Гладкова, по его же крылатому выражению, «мастером правды». Мастерство труда и мастерство правды для него гармонически едины, так же едины, как физическое трудолюбие и трудолюбие интеллектуальное. Здесь основа его эстетики, фундамент для того нового эстетического материка в искусстве, который был открыт Октябрьской революцией.