Воспоминания о караване

В тяжких раздумьях я целыми днями пил крепкий чай на постоялом дворе и размышлял о том, что зря сюда явился, хотя, с другой стороны, если бы не увидел всего этого безобразия своими глазами, вряд ли поверил бы кому на слово. Было совершенно ясно, что делать здесь больше нечего, и я решал, двинуться ли в путь завтра или подождать ещё несколько дней, и куда направиться—на Север, Запад, Юг или Восток. Хорошо, что отец не увидел этой ерунды, думал я. Возвращаться не хотелось, почему-то казалось, что ещё рано. Кроме того, я почувствовал страсть к путешествиям. Причём, как ни странно, новые места меня мало интересовали. Мне просто нравилась дорога. Размышляя таким образом, я увидел, как дверь отворилась и на пороге возник до боли знакомый мне человек. Это был Гасан ибн-Камал аль-Фаргони собственной персоной. У меня отвисла челюсть.

— Капитан!—заорал я спустя минуту,—Вы живы! Какая радость!

Вошедший поглядел по сторонам, увидел наконец меня, и у него тоже отвисла челюсть. Я подхватился с места, он тоже сделал шаг мне на встречу и мы обнялись, как земляки.

Потом сели друг напротив друга и не могли друг на друга наглядеться. Как Лейли и Маджнун. Очень было мне приятно видеть такого приятного человека, да ещё и знакомого, в этом хазарском бедламе. Те же чувства, похоже, испытывал и Гасан ибн-Камал. Мы пили чай и до поры молчали. Казалось, что отныне всё будет хорошо. Что бы там ни происходило.

КРАТКАЯ БИОГРАФИЯ

ГАСАНА ИБН-КАМАЛА АЛЬ-ФАРГОНИ

ЧАСТЬ II

12 декабря 1052 года Гасан ибн-Камал аль-Фаргони отплыл на своей каравелле от Бейрутской пристани в направлении Хазарии, намереваясь по пути зайти в страны Магриба с тем, чтобы полюбоваться чудесами, а то и приобрести какое-нибудь из них для личной коллекции. Однако каравелла вернулась в порт через несколько дней в виду того, что капитан исчез во время бури—может быть его просто смыло за борт. На борту находился друг капитана, Ибрагим ибн-Хасдай из Кордовы. Ровно через год аль-Фаргони возник в совершеннейшем отдалении от точки исчезновения, в столице Хазарского каганата, городе Итиль, где он и встретился снова со своим другом Ибрагимом ибн-Хасдаем из Кордовы, добравшимся до столицы Хазарии привычным и хорошо проверенным способом: с караваном дромедаров по суше.

Нужно сказать, что Гасан ибн-Камал несколько изменился: лицо его слегка осунулось и побледнело, глаза запали и смотрели пронзительно, борода стала длиннее, волосы тоже отросли основательно и были собраны сзади в хвост. На голове он носил изрядно потрёпанную и выцветшую зелёную фетровую шляпу, а одежда, хоть и сшитая из привычных шёлковых материй, была заметно поношена и имела непривычный фасон. Подходила она скорее для верховой езды, нежели для мореплавания. Но самое главное было то, что капитан теперь значительно меньше улыбался.

— Как вы, капитан, как вы живы здоровы?—наконец спросил я.

Он улыбнулся, помолчал минутку и сказал неопределённо:

— Да вот, жив-здоров, как видите…

— А я думал, что вы погибли в море. Юсуф—тот вообще места себе не находил и не хотел верить, что вы утонули.

— Юсуф…—пробормотал Гасан ибн-Камал,—Бедный мальчик. Что с ним теперь?

— Он остался в Бейруте вас дожидаться. Он сказал, что вы прекрасный пловец. Но я-то видел, какая была буря. И сколько гашиша вы употребили. Даже Джонни Вайсмюллер не выплыл бы в такую погоду и в таком состоянии!

— Дело в том, что я и не выплывал.

— А как же вы добрались до берега?—удивился я.

— Вот это загадка и для меня.—он помолчал,—Я не выплывал, а вывалился прямо на сушу, причём в такие места, которые показались мне сказочными. До моря из этих мест было не менее трёхсот фарсахов.

— Что вы говорите!

— Да. Я всегда верил в чудеса и стремился к ним. И со мною чудо случилось. Жуткое какое-то чудо. Я, признаться, и не верил, что увижу уже кого-нибудь из своих знакомых или родных. И вот—увидел. Такая удача!.. Не верится, что я здесь,—он провёл рукою по глазам и помотал головой, сказав «фр-р-р-р-р»,—Фантасмагория какая-то!

— Вы переутомлены,—понял я вслух,—И вам нужно отдохнуть.

— Вы правы. Спать. А завтра обо всём поговорим.