Воспоминания о караване

— Любопытно. А что у них, у хазар, многожёнство?

— У них? Да, многожёнство. Причём тому, у кого жён больше, завидуют. Поэтому каждый отдельно взятый хазарин стремится, если позволяет финансовое положение, завести как можно больше жён, чтобы завидовали ему, а не он.

— А какие деньги у них ходят?—поинтересовался я.

— Деньги? Ну, всякие ходят. У вас есть при себе деньги?

Я порылся по карманам, достал несколько кордовских и багдадских монет и протянул их капитану. Он внимательно их рассмотрел и сказал:

— Такие тоже ходят. Вообще, они не равнодушны к золоту и прочим пёстрым побрякушкам. Предлагаю выйти на палубу и посмотреть на звёзды. Тоже ведь чудо Господне! У меня даже есть подзорная труба,—и он, с трудом поднявшись, подошёл к сундуку и стал ковыряться в его недрах.

— Господь с вами, капитан! Какие звёзды? Небо основательно затянуто тучами и если ваша подзорная труба не волшебная, мы ничего не увидим.

Гасан ибн-Камал будто не слышал меня и бормотал себе под нос: «Идёмте посмотрим на звёзды, тоже ведь чудо Господне…» Наконец он, найдя искомое, выпрямился во весь рост и, широко улыбаясь, показал мне прекрасную подзорную трубу. В другой руке он держал, почему-то, астролябию и тоже радостно мне её показывал.

— Идёмте,—повторил он,—Посмотрим на звёзды—тоже ведь чудо Господне.

Он вручил мне астролябию и пошатываясь, двинулся из каюты. Судно кидало всё сильнее и я позвонил в колокольчик. Прибежал Юсуф и я сказал ему, что надо бы проследить за капитаном, а то как бы он чего не натворил, потому как буря разыгралась нешуточная. Юноша согласно кивнул, мы с ним взяли капитана под руки и все втроём выбрались на палубу. Струя солёных брызг окатила нас с головы до ног, корабль тряхнуло, нас отшвырнуло к рубке, причём я больно ударился локтем, едва не выронив астролябию. Видимость была нулевая, и я спросил капитана:

— Как же мы будем наблюдать звёзды, если тьма такая вот кромешная и шатает безбожно?

— Пожалуй, вы правы,—ответил капитан и я скорее почувствовал, нежели увидел в темноте его широкую улыбку,—Да, вы правы. Нужно вернуться в каюту и ещё покурить, тогда видимость сразу улучшится.

Гасан ибн-Камал был совершенно невминяем и когда мы проводили его в каюту, Юсуф, как старший помощник капитана, отдал команду «Задраить все люки». Я попрощался с юношей, сказав, что если понадобится помощь, пусть полностью рассчитывает на меня и отправился к себе, чтобы зафиксировать в дневнике почерпнутые из капитановых уст сведения о хазарах. Корабль швыряло, я ставил кляксы, но если бы я не работал, то умер бы, наверное, от страха, потому что раньше никогда не попадал в бурю на море, и молился потом, скатившись на пол, взывая к Богу, просил Святого Творца, благословен Он, помочь этой крупинке жизни—нашему кораблю—в этой враждебной разбушевавшейся стихии, да так и застыл на полу, когда буря стала постепенно стихать, и сквозь обсыпанный брызгами иллюминатор пробился первый солнечный луч.

Проснулся я от стука в дверь.

— Войдите!—крикнул я, поднимаясь с пола.

— Господин!—в отчаянии выкрикнул вошедший Муса,—У нас несчастье! Капитан пропал!

— Как пропал?!—воскликнул я.

— Да вот так!—с нажимом ответил Муса,—Нету его на борту.

Я, не умываясь, к тому же и Муса вошёл без кувшина, выскочил в коридор и столкнулся нос к носу с Юсуфом.

— Я всё уже знаю,—выдохнул я,—Что теперь делать?

Вместо ответа Юсуф, уткнувшись мне в плечо, зарыдал и я понял, что значил для него капитан. Я, как мог, утешил юношу, он перестал всхлипывать и твёрдым голосом, насколько это у него получалось, а получалось, надо сказать, неважно, сказал:

— Я не верю, что он погиб! Капитан так верил в чудеса, что и с ним оно могло случиться.

Мы вышли на палубу. Солнышко радостно пробивалось сквозь редкие облака. Водная гладь сверкала бликами и повсюду носились чайки, чьи издевательские крики резко контрастировали с нашим душевным состоянием. На поверхности не было и следов капитана. Посмотрев на этих беснующихся бакланов, Юсуф твёрдо произнёс:

— Мы вернёмся в Бейрут и будем там его дожидаться. Всё-таки капитан неплохой пловец.

Так завершилось моё первое и последнее пока морское путешествие. Небо было неблагосклонно к нам вопреки надеждам. И моим, и Гасановым. И я почему-то вспомнил гадалку.

Вернувшись в Бейрут, я не стал ждать там Гасана ибн-Камала, а выкупив своих дромедаров и снова наняв караванщика и людей, не успевших ещё к тому времени найти новую работу, отправился на Север, в Хазарию, привычным для меня сухопутным способом. Корабли пустыни не подведут, р嬬¬шил я.