Воспоминания о «Литературной газете»

Ситуации вроде этой возникали нередко и, конечно, немного расстраивали, однако ж они были неизбежны. Должность начальника неблагодарная, на любовь подчиненных рассчитывать не приходится. Надо просто делать, что должно, набравшись терпения. В любом напряженно работающем коллективе при оценке людей на первый план выходят их деловые качества. Работать я люблю и умею, у меня большой опыт, знания, знакомства, которых у моих новых коллег быть не могло просто по определению. Притом не страдаю повышенной самооценкой, скорее наоборот. К людям отношусь с уважением и доброжелательностью, даже если они не вполне того заслуживают. Из этих качеств, видимо, сложилась моя репутация. Надо полагать, она была известна и Чаковскому, который уже приглашал меня к себе в заместители за несколько лет до описываемых событий. Не будучи уверен в положительной реакции, он как искушенный руководитель сделал это через Сырокомского. Я вежливо отказался, вакансию занял Удальцов, а я позже принял пост Сырокомского. Наши жизненные пути – Виталия Александровича и мой – были непостижимым образом связаны. Я пришел в «Вечернюю Москву» после того, как он оставил должность главного редактора и стал помощником первого секретаря МГК КПСС. Позже помощником стал я...

Вернемся, однако, к производственному процессу. Двигателем его творческой составляющей являлся секретариат. Он сводил воедино планы отделов, требовал пополнения их выдающимися материалами, подсказывал новые темы, устранял параллелизм. Больше всего сил, времени и нервов уходило у секретариатчиков на составление планов очередных номеров. Материалов в отделах скапливалась масса, каждый заведующий старался продвинуть свои, а темпераментом многих из них бог не обидел. Секретариату каждый раз приходилось решать сложные задачи сродни шахматным.

Главная причина этих прекрасных трудностей состояла в том, что газета имела штат большого ежедневника, а выходила-то раз в неделю. Чаковский считал значительный переизбыток сотрудников, создававший постоянную конкуренцию материалов, залогом их высокого качества, что было абсолютно правильно. Мало того, у «ЛГ» был могучий авторский актив из писателей и ученых. И если напор своих удавалось как-то выдержать, то перед корифеями литературы, искусства и науки все двери следовало распахивать широко и без промедления. А тут еще редакторат требует, чтобы в каждом номере присутствовал «гвоздь» – статья, которую будет читать и обсуждать вся страна.

Готовя номер, секретариат собирал заявки отделов и составлял план всех 16 полос. (Полоса – термин чисто профессиональный и в профессиональной среде незыблемый: ни один газетчик никогда не назовет полосу страницей). Этот план выносился на рабочую планерку у первого зама. Замы – кураторы отделов отстаивали здесь отвергнутые секретариатом материалы, в которых были заинтересованы, а планерка в целом, оценивая предлагаемый вариант номера, стремилась его оживить и обострить, если, конечно, есть чем. Самые горячие споры, порой и конфликты, разгорались именно здесь. Но здесь они и разрешались – обычно обещанием поставить отстаиваемый коллегой – замом материал в следующий номер. Если такое решение не удовлетворяет, пожалуйста, аппелируйте к главному на его, главной планерке.

Заключительный аккорд подготовки номера – редакторская планерка. К ней обычно все уже утрясено, конфликты сглажены, остается только благословить проделанную подготовительную работу. На планерке у главного присутствовали все члены редколлегии и заведующие отделами. Каждый мог высказаться и по номеру, и по текущим редакционным делам. Недовольным предоставлялась возможность взывать к Александру Борисовичу против моего произвола. Но тут и замы, и секретариат стоят солидарным сомкнутым строем, прорвать который – пойди попробуй. На случай, если у главного возникнут колебания в пользу протестующего, секретариат всегда имеет про запас несокрушимий контраргумент.

Александр Борисович, я готов сделать, как вы скажете, – сладким голосом произносил Горбунов, – но что будем снимать?

И тут возмутитель спокойствия оказывался один против пятнадцати завов, каждый из которых был готов биться за выделенное отделу место в номере со всею страстью дарованного ему темперамента. Как редкая птица долетит до середины Днепра, так редкая, очень редкая вылазка оказывалась успешной.

Кроме авторской конкуренции, у нас существовала и другая. Номера по очереди вели, т.е. действовали как полноправный редактор, мои коллеги – замы. Естественно, каждый старался, чтобы его номер получился лучше, чем у других. Такое же соревнование шло и между двумя замами ответственного секретаря, ведшими по очереди номера. Первые старались приберечь для своего номера лучшие материалы подшефных отделов, вторые – выудить таковые из толстых кип гранок имеющегося набора. Номера Кривицкого всегда блистали писательскими именами главного калибра, Удальцов ставил самые громогласные произведения публицистов, моралистов и бытописателей, Поройков – собкоров и юмористов. Ничего, кроме пользе газете, такая конкуренция не приносила.