Читаем Воспоминания о «Литературной газете» полностью

Любой творческий коллектив сложный. Литгазетовский был очень сложным. До поры, когда «ЛГ» стала еженедельником, тон в редакции задавали литературоведы и критики, хорошо известные и авторитетные в литературных кругах, доктора и кандидаты наук, авторы книг и серьезных журнальных публикаций. Преобразование в еженедельник отодвинуло их на второй план. Популярность газете приносили не литературные статьи, а публикации на общественно-политические темы. Их готовили во множестве влившиеся в коллектив журналисты, которых раньше почти не было. Виталий Александрович Сырокомский сумел подобрать большую группу талантливых людей, смело и оригинально мыслящих, хорошо владеющих пером, чувствующих острые проблемы общества и жаждущих вынести их на суд читателей. Отсутствием сложных характеров и высокого самомнения никто из них не страдал.

Как они отнеслись к моему появлению? Полагаю, не очень доброжелательно, хотя на представлении я видел и приветливо улыбающиеся лица тех, с кем работал прежде. Аркадий Петрович Удальцов вообще считал себя моим крестником. В бытность его первым секретарем горкома комсомола в подмосковном Жуковском я побудил Удальцова написать статью для журнала «Молодой коммунист». Статья получилась удачная, ее заметили и вскоре, когда «Московский комсомолец» в очередной раз оказался без главного редактора, в МК ВЛКСМ воскликнули: «Чего мы ищем? Вот он!»

«Московский комсомолец» был настоящей кузницей кадров. А.М. Субботин, при котором я начинал там работать, стал главным сначала в «Московской правде», а потом в «Труде», сменивший его М.А. Борисов пришел директором в издательство «Московский рабочий». И.Б. Бугаев с поста главного ушел помощником В.В. Гришина, был зав. отделом МГК КПСС, первым секретарем Краснопресненского райкома, зампредом Мосгорисполкома, министром культуры правительства Москвы. Удальцова пригласили замом главного в «ЛГ». Иметь опорой в новой редакции такого человека было для меня большой удачей. (Каламбур ей-ей получился нечаянно).

«Молодой коммунист», выбиравший в авторы лучших журналистов комсомольской печати, свел меня и с блистательным Александром Егоровым, одним их самых глубоких и оригинально мыслящих публицистов. Такова же была и Нинель Логинова, тоже новичок «ЛГ», работавшая со мной еще в «Московском комсомольце». И она, и я по окончании факультета журналистики из всех ее предметов выбрали рабочий класс. Неля пошла в многотиражку 1-го подшипникового завода, я в отдел рабочей молодежи «МК». Став заведующим отделом, пригласил ее к себе. Таким было начало пути этого яркого оригинального таланта.

Аркадий (буду и его, и других коллег называть так, как привык) с первых дней мне во всем помогал, советовал, словом, стал надежной опорой. Мы были полными единомышленниками. Саша Егоров, когда я пришел к нему вроде как представиться, несказанно этому удивился, стал вдруг обращаться на вы и вообще вести себя в соответствии с редакционной субординацией. Пришлось проглотить. Так же повел себя и еще один кадр «Московского комсомольца» Л.Г. Чернецкий. Взаимоотношения начальников и подчиненных, в особенности связанных общим прошлым, — как и Восток, дело тонкое. Тем более в творческом коллективе. Прояви нижестоящий (по штатному расписанию, естественно, не по таланту) какую-то «неформальность», другим это вряд ли понравится. С чем моим знакомым приходилось считаться.

Неле всегда был свойственен эпатаж по отношению к начальству, что лично я воспринимал просто как черту характера, без обид. Правдолюбие и отвага ее только украшали, чинопочитание было органически чуждо. Она всегда вела себя просто естественно. Обращалась ко мне на ты и называла Юрой, как двадцать лет назад. А если я по ее мнению делал что-то не так, и резала правду-матку без всякой дипломатии. За что я был только благодарен (подарок в виде правды получишь от редких людей) и всегда любовался гневным блеском глаз и взрывами неукротимого темперамента. «Во мне же цыганская кровь», – говорила Неля, если оказывалась неправой. Я уж многое забыл, а она мне при подготовке книги напомнила один эпизод. Ворвалась, пылая гневом: «Ты что, с ума сошел, увольняешь Ваксберга?!» За 10 лет пребывания на главном административном посту редакции я не уволил ни одного сотрудника. А уж Ваксберга, золотое наше перо?!

В тот раз Аркадию Иосифовичу не понравилась моя правка. Помитинговав, судя по всему, с коллегами, он пришел весьма распаленный и заявил, что категорически ее не принимает. Обычный рабочий эпизод, каких было во множестве. Всякий раз, как автор доказывал свою правоту, я отступал, если нет – у меня характер твердый. Доказать тогда Ваксбергу не удалось, но терять лицо перед редакцией не хотелось. Вот он, выйдя от меня, и объявил себя непреклонным, за что Изюмов его увольняет. И, вы знаете, поверили! Решили, что спас гордого автора только нелин бросок на амбразуру. Правки мои он потом на холодную голову принял, но это уже не афишировал. И осталось в анналах редакционной истории: Изюмов хотел уволить Ваксберга, но не удалось, коллектив его отстоял.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сталин. Битва за хлеб
Сталин. Битва за хлеб

Елена Прудникова представляет вторую часть книги «Технология невозможного» — «Сталин. Битва за хлеб». По оценке автора, это самая сложная из когда-либо написанных ею книг.Россия входила в XX век отсталой аграрной страной, сельское хозяйство которой застыло на уровне феодализма. Три четверти населения Российской империи проживало в деревнях, из них большая часть даже впроголодь не могла прокормить себя. Предпринятая в начале века попытка аграрной реформы уперлась в необходимость заплатить страшную цену за прогресс — речь шла о десятках миллионов жизней. Но крестьяне не желали умирать.Пришедшие к власти большевики пытались поддержать аграрный сектор, но это было технически невозможно. Советская Россия катилась к полному экономическому коллапсу. И тогда правительство в очередной раз совершило невозможное, объявив всеобщую коллективизацию…Как она проходила? Чем пришлось пожертвовать Сталину для достижения поставленных задач? Кто и как противился коллективизации? Чем отличался «белый» террор от «красного»? Впервые — не поверхностно-эмоциональная отповедь сталинскому режиму, а детальное исследование проблемы и анализ архивных источников.* * *Книга содержит много таблиц, для просмотра рекомендуется использовать читалки, поддерживающие отображение таблиц: CoolReader 2 и 3, ALReader.

Елена Анатольевна Прудникова

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Здравствуй, мобилизация! Русский рывок: как и когда?
Здравствуй, мобилизация! Русский рывок: как и когда?

Современное человечество накануне столкновения мировых центров силы за будущую гегемонию на планете. Уходящее в историческое небытие превосходство англосаксов толкает США и «коллективный Запад» на самоубийственные действия против России и китайского «красного дракона».Как наша страна может не только выжить, но и одержать победу в этой борьбе? Только немедленная мобилизация России может ее спасти от современных и будущих угроз. Какой должна быть эта мобилизация, каковы ее главные аспекты, причины и цели, рассуждают известные российские политики, экономисты, военачальники и публицисты: Александр Проханов, Сергей Глазьев, Михаил Делягин, Леонид Ивашов, и другие члены Изборского клуба.

Александр Андреевич Проханов , Владимир Юрьевич Винников , Леонид Григорьевич Ивашов , Михаил Геннадьевич Делягин , Сергей Юрьевич Глазьев

Публицистика
Былое и думы
Былое и думы

Писатель, мыслитель, революционер, ученый, публицист, основатель русского бесцензурного книгопечатания, родоначальник политической эмиграции в России Александр Иванович Герцен (Искандер) почти шестнадцать лет работал над своим главным произведением – автобиографическим романом «Былое и думы». Сам автор называл эту книгу исповедью, «по поводу которой собрались… там-сям остановленные мысли из дум». Но в действительности, Герцен, проявив художественное дарование, глубину мысли, тонкий психологический анализ, создал настоящую энциклопедию, отражающую быт, нравы, общественную, литературную и политическую жизнь России середины ХIХ века.Роман «Былое и думы» – зеркало жизни человека и общества, – признан шедевром мировой мемуарной литературы.В книгу вошли избранные главы из романа.

Александр Иванович Герцен , Владимир Львович Гопман

Биографии и Мемуары / Публицистика / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза