Воспоминания о моей жизни

Рота выводилась сначала в резерв, а затем я вызывал ее к себе. Легкие смотры эти я производил обыкновенно утром. Был в этом известный риск, так как и будка наша иногда обстреливалась, да и аэропланы летали. Но, к счастью, все обошлось благополучно, и только в одной роте, при ее возвращении, ранило легко двух солдат.

И это была рота, представившаяся хуже других!

Вид у нее оказался как в воду опущенный. Лица унылые, одежда бестолково пригнанная. Ответ на мое приветствие вялый.

Объявив роте о своем первом впечатлении, я посмотрел с сожалением на печального ротного командира капитана Ф. и сказал:

– Да и ротный командир не побрился!

Действительно, на щеках у него была щетина, по меньшей мере, трех дней.

Плохо проделали и несложное сомкнутое ученье.

Зато, помню, другая рота (молодцеватого Подладчикова) представилась нарядно и почти по-красносельскому.

Значит, можно было и в тех трудных условиях, при желании, добиваться порядка и приличного воинского вида.

К достижению результатов в этом направлении мы и приступили, начиная со Сморгони.

Гвардию сменили здесь армейские части 26 сентября и двинули на квартиры в районе среднего, так называемого Западного, фронта, в широком пространстве в районе Поставы, к югу от озера Нароч. Полку было назначено большое село Сергеевичи с окружающими мелкими деревнями. Но нас вначале было так мало, что почти весь полк поместился в Сергеевичах.

Здесь, в стратегическом резерве, простояли мы около шести недель, прибыв 2 октября и выступив на юг, в Галицию, 14 ноября. К границе нас подвезли по железной дороге, потом мы шли – в большой мороз и при ледяном встречном ветре – пешком. Стали вокруг Волочиска около 30 ноября; измайловцы – в большом селе Остапье; штаб полка в замке какого-то польского графа.

Под Рождество гвардию перевели дальше на юг, причем измайловцев расположили на широких квартирах вокруг села Мыслова Русское по реке Збручу, на австрийской границе.

Мысль о передвижении гвардии на юг была связана с зимней наступательной там операцией 7-й армии. Но она не удалась, и к помощи стратегического резерва для развития успеха прибегнуть не пришлось.

Зато с октября по декабрь наша мысль была занята обещанным смотром гвардии Государем. Фактически, после нескольких фальшивых тревог, смотр состоялся 15 декабря, под Волочиском. Он оставил мрачное впечатление. Государь приехал к 1-й дивизии в полной уже темноте. Люди, стоявшие по щиколотку в грязи размокшей пахоти, не могли видеть царя. Лично меня он узнал и сказал несколько милостивых слов. После смотра все начальники отдельных частей были приглашены на обед в вагоне Государя. Он был гостеприимен, но крайне бледен – и физически, и в разговоре. За столом я сидел несколько наискосок от Государя; казалось, он очень устал и был рад, когда вся эта церемония кончилась и он прощально пожал нам руки. Мы не могли думать тогда, что это было настоящим прощаньем!

С вопросом о царском смотре связано следующее бытовое воспоминание. В конце октября, под Сергеевичами, наладив обучение полка с азов и добившись уже кое-каких результатов в области возвращения к гвардейскому виду, я уехал в отпуск на три недели.

Не успел я приехать в Петербург (моя семья жила тогда в Финляндии), как мне передали из запасного батальона полка, что почти назначен день царского смотра и что он должен состояться на фронте в ближайшее время.

Мне ничего не оставалось, как сейчас же сесть в обратный поезд и вернуться к полку.

Приехал я туда, никого не предупредив, вечером, часов в девять, когда было уже совершенно темно. Когда я вошел в зальце дома, который занимал штаб полка, передо мной открылась живая и неожиданная картина: вокруг длинного стола посередине комнаты сидело несколько офицеров во главе с моим заместителем – старшим полковником – вперемешку с дамами. Компания эта заканчивала свой ужин.

Дамы оказались женами соответствующих офицеров. На хозяйском месте председательствовала жена старшего полковника…

Все сконфуженно встали. Смущение и остолбенение хозяев и гостей можно было сравнить с последней, немой сценой из «Ревизора».

Я предложил продолжать трапезу и выразил свое «приятное» удивление видеть полковых дам в семейной обстановке на фронте. Председательский стул опустел, и я сел на него.

Полковой адъютант между тем справлялся по телефону насчет смотра. Оказалось, что его не будет, и, следовательно, я мог ехать назад в Петербург.

Поиграв в любезного хозяина с час, я покинул милую компанию, чтобы поймать свой поезд. До железной дороги нужно было ехать еще несколько верст на лошадях.

Под Волочиском гвардия простояла в резерве около двух с половиною месяцев. За это время совершилось переформирование ее в три корпуса – два пехотных и кавалерийский. Получилась маленькая армия, которой присвоили название «войск гвардии». Командовать ими вызвали традиционного Безобразова. Начальником штаба к нему назначили моего недавнего постоянного боевого соседа, командира преображенцев графа Н. Н. Игнатьева.