Воспоминания о моей жизни

В середине февраля 1916 года нашу группу перевезли на Северный фронт. Она продолжала оставаться в резерве Ставки. Широкие квартиры сначала были отведены вокруг Режицы (в тылу Двинска). Полк осел в своих деревнях 22 февраля.

К Пасхе нас передвинули слегка на юг, и мы встретили ее 10 апреля в м. Прели, где штаб полка располагался в довольно удобной барской усадьбе.

7 мая двинулись еще более на юг, походом, в район Западного (среднего) фронта, где расположились, начиная с 17 мая, вокруг м. Глубокое.

Все эти месяцы пребывания в резерве позволили серьезно налечь на обучение, воспитание и приведение полка в порядок, по существу и по виду. Я образовал полевую учебную команду для подъема унтер-офицеров на уровень знающих заместителей офицеров. На этот важный вопрос, возникавший каждый раз в упорном бою, в войсках не обращалось должного внимания. Получилась своего рода полковая академия, в которой все, начиная с отдания чести, преподавалось выбранными специалистами. Я сам вел популярный курс тактики.

Вместо пришедшего в негодность снаряжения (ранцы были давно утрачены) выработали из подручного материала род брезентовой спинной котомки и однообразную, аккуратную пригонку всего снаряжения. Внешность солдата немедленно выиграла. Из других полков прислали людей посмотреть изобретение измайловцев и перенять его.

Я лично руководил тактическими учениями рот, стараясь развить в этом отношении молодых офицеров и унтер-офицеров.

Результаты, в смысле восстановления гвардейства, были представлены весьма успешно гвардейскому капризному начальству, съехавшемуся на полковой праздник 29 мая. Роты проходили церемониальным маршем в развернутом строю, имея тогда после пополнения сто рядов! Равнение и шаг поразили гвардейских командиров, набивших себе руку и глаз на красносельской парадности и отчетливости.

Примерно через месяц такое же впечатление произвел полк на походе, «бурей» пройдя мимо Безобразова в Молодечно. Несмотря на пыль, жару, потные лица, люди выглядели бодро и молодцами, а колонны, носка ружья и свободный шаг не оставляли желать лучшего.

За эти месяцы мне удалось добиться того, что офицеры заразились самолюбивым желанием щеголять выправкой полка перед другими, и среди командного состава у меня образовалось много искренних союзников.

В этом путешествии «в гору», которое я начал год тому назад, впереди рисовалась уже заветная вершина.

Но 11 июня, во время следующего похода гвардии дальше на юг, из района Глубокого в район Молодечно, я был неожиданно вызван в штаб «войск гвардии» для временного исполнения должности генерал-квартирмейстера. Оно превратилось в постоянное. Через месяц, уже на Стоходе, во время боев под Луцком, состоялись почти одновременно мое назначение и мое производство в генерал-майоры со старшинством с 30 августа 1915 года.

Вместе с тем я был зачислен в списки лейб-гвардии Измайловского полка. Это давало мне право пожизненного ношения полкового мундира.

Когда я еще стоял одной ногой в полку, а другой в штабе, мне привелось дважды представлять полк: 26 июня офицеры-преображенцы дали торжественный обед офицерам-измайловцам как своим неизменным и прочным боевым соседям и товарищам. Такой привет и такое братское объединение были случаем необыкновенным. Они свидетельствовали о той высокой, чисто боевой репутации, которую заслужили измайловцы в глазах таких же прочных и доблестных преображенцев.

Другой случай – представление полка в строю новому корпусному командиру Великому Князю Павлу Александровичу.

Великий Князь высказал мне свое сожаление, что «такой блестящий (или что-то вроде этого) командир покидает полк».

Форма одежды Измайловского полка сходилась с козловскою в том, что и у него, как у третьего полка в дивизии, были белые околыши на фуражках и петлицы на воротниках шинелей. Но лацкан на мундире был красный с белой вокруг опушкой.

Головной убор при парадной форме – ведрообразный кивер, напоминавший эпоху Наполеоновских войн, но низкий. Солдаты имели коротенькие твердые султанчики; офицеры – высокие, белого цвета. У генералов султан был трехцветный, из петушиных перьев, черно-желто-белый.

По воротнику мундира у офицеров и на клапанах обшлагов шло золотое шитье. Каждый гвардейский полк имел свое особенное. Измайловское представляло собою как бы заплетенную женскую косу, кончавшуюся кисточкой. Вокруг этого шитья прочно утвердилась легенда, что когда при основании полка спросили императрицу Анну, какое дать полку шитье, она показала на свою косу, которую как раз в то время заплетала.

Ни один из полковых историков не потрудился разобраться в этом сказании, хотя и романтично-красивом, но лишенном основания: дело в том, что в XVIII веке у офицеров русской гвардии на тогдашних длиннополых кафтанах вовсе не было шитья, а борты и петли были обшиты галунным, для всех одинаковым позументом. Единственное, что сделали историки, – обошли этот вопрос молчанием.