Воспоминания о моем отце

Наш городок находился в окружении заводов. Западнее, за Волочаевским оврагом, находился авторемонтный завод им. Горького. Ныне это завод по изготовлению парогенераторов для атомных подводных лодок. Южнее – депо Хабаровск-II, лесопилка и Малый аэродром. Севернее – кирпичный заводишко, в песчаных грядах которого мы находили много янтарей. Правее Малого аэродрома текла река Уссури, широкая, голубая, теплая и ласковая. Позади депо в отдалении виднелись синие горы. Это был хребет Хехцыр, окруженный девственной тайгой. В эту тайгу наши летчики ходили на добычу белок и кедровых орехов. А наш сосед по этажу, комэск Харитонов, однажды заколол там кинжалом медведя. Амур от нас был далековато, и я увидел его не сразу, а лишь спустя некоторое время.

Авиабригада была смешанной. В нее входило три эскадрильи: бомбардировочная, истребительная и разведывательная, а также парашютно-десантный полк. Эскадрильи подразделялись на три отряда, отряд на три звена, а в звене было три самолета. Командиром бригады был комбриг Сергей Кондратьевич Горюнов. Во время войны генерал-полковник авиации Горюнов командовал воздушной армией. Комиссаром бригады был полковой комиссар Вахнов. Жили они в особняке около нашей школы. Начальником штаба был полковник Везломцев, начальником тыла – полковник Балашов, командиром парашютно-десантного полка – полковник Латышев. Все они жили в нашем доме.

Когда мы приехали, самолеты в бригаде были старые: ТБ-3, «чайки» и Р-5. В конце лета в бригаду должно было поступить пополнение: группа самолетов ТБ-3. Эта группа летела из Монино и в районе Байкала попала в циклон. Пять самолетов разбилось. Один из самолетов сел на воду озера, и летчиков спасли рыбаки. Часть летчиков вышла из тайги на железную дорогу, что спасло им жизнь. Однако пять человек погибло. Комиссар группы Селютин благополучно прилетел в Хабаровск, Комэск Виноградов плутал по тайге больше месяца.

Осенью состоялись похороны. В огромную братскую могилу под звуки оркестра погрузили пять гробов. Первый гроб нес прославленный полководец, герой гражданской войны Маршал Советского Союза Василий Константинович Блюхер. Все внимание собравшихся было приковано к нему. Все буквально пожирали его глазами, а сами похороны отошли как бы на второй план.

У папы было много работы. Самолеты были старые, условия эксплуатации тяжелые, технический состав был укомплектован людьми с умелыми руками, но без образования. Климат в Хабаровске был резко-континентальным: летом +40, а зимой -40 градусов. Осень дождливая, весна с морозами ночью и распутицей днем. Морозы доставляли много хлопот при эксплуатации самолетов. Смазочное масло загустевало, водяное охлаждение моторов замерзало, в полете обледеневали винты, крылья, фюзеляжи. Все это требовало энергичных и грамотных действий.

Папин предшественник был большой барин, любил находиться поближе к начальству, и ничему людей не научил. Папа пропадал на аэродроме сутками напролет, знал болячки каждого самолета, учил техников и мотористов. В бригадной многотиражке он вел отдельную рубрику, где постоянно помещались его короткие статьи, посвященные эксплуатации самолетов, моторов и оружия в климатических условиях Хабаровского края. Самолет довольно часто шли на вынужденную посаду или привозили из полета неисправности. Первым у такого самолета всегда был папа. Один раз вынужденная посадка произошла по вине его службы. Он приехал к самолету первым, быстренько устранил дефект и, когда прибыла комиссия, ей не к чему было придраться.

Большой аэродром 1937 г.

Такая предосторожность была отнюдь не излишней. Кто жил в те годы, тот помнит, что все огрехи наших конструкторов и машиностроителей, которые обнаруживались в практической эксплуатации, прикрывали тезисом о вредительстве эксплуатационников. А от вредителя до «врага народа» – один шаг. Таким образом, папа спас жизни и техника, и моториста.

Тут нужно осветить еще одну сторону дела. После полетов Чкалова, Громова и Коккинаки пресса стала превозносить пилотов. Появился устойчивый эпитет «сталинский сокол». Многие недалекие летчики стали здорово задирать нос, возомнили себя особой кастой. Рожденный ползать летать не может. Лейтенантик, который всего лишь научился взлетать и садиться, разговаривал со своим мотористом как плантатор с чернокожим рабом, мог нахамить сухопутчику с двумя шпалами. Интеллект такого с позволения сказать «сокола» ограничивался суждениями о выпивке и бабах. Такие неумехи всегда горазды переложить ответственность за провал с себя на другого. Охотней всего использовался этот маневр, если можно было свалить свою вину на интеллигента. Все командиры, окончившие разного рода курсы и не получившие настоящего военного образования, ненавидели более или менее интеллигентных военнослужащих. Шибко образованный – значит, не наш.