Воспоминания о Тарасе Шевченко

Пономарев Федор Павлович(1812 — 1884) — русский художник-медальер. В 1837 — 1844 годах вместе

с Шевченко учился в Академии художеств. После окончания ее работал на гранильном мраморном заводе

в Екатеринбурге (теперь Свердловск). Воспоминания Ф. П. Пономарева не лишены неточностей,

противоречий.

Он жил на Острову, в 5-й линии, дом Аренста...— Шевченко жил тогда на 7-й линии Васильевского

острова в доме, принадлежавшем Генриетте Ивановне Арене (теперь 7-я линия Васильевского острова, 4).

...во время тяжкой своей болезни...— Шевченко болел тифом с конца 1839 до начала февраля 1840

года.

...написал с себя масляными красками портрет...— Этот автопортрет находится сейчас в ГМШ.

Гравюра с него, выполненная на дереве в 1879 году Л. А. Серяковым (1824 — 1881) по рисунку К. О.

Брожа (1836 — 1901), была репродуцирована в том же номере журнала «Русская старина», где помещены

и воспоминания Ф. П. Пономарева.

...подаренный мне торс св. Севастьяна...— Этот академический этюд Шевченко был передан внучкой

Ф. П. Пономарева Т. П. Антипо в Русский музей. Сейчас он экспонируется в Мемориальной мастерской Т.

Г. Шевченко в Академии художеств (Ленинград). По новой атрибуции называется «Натурщик в позе

Марсия».

...над программою «Агарь в пустыне»...— За эту картину Петровский получил золотую медаль в 1841

году и был отправлен Академией художеств для продолжения обучения в Рим, где через год умер.

...в приискании большой птицы для сканирования крыльев ангела.— Приведенный далее эпизод с

гусаком вызывает сомнение. На картине П. Петровского «Агарь в пустыне» (масло, 1841, Государственная

Третьяковская галерея) ангела нет. На ней лишь две фигуры — Агари и ее сына Измаила. Ангел написан

на другой картине П. Петровского — «Явление ангела пастухам» (масло, 1839, Череповецкий

краеведческий музей). Кроме того, эпизод с гусаком Пономарев в недатированном письме к скульптору Н.

А. Рамазанову вообще связывал не с Шевченко, а с Г. К. Михайловым, хотя неизвестно, насколько

правомерно.

П. И. Мартос

ЭПИЗОДЫ ИЗ ЖИЗНИ ШЕВЧЕНКА

В «Основе» постоянно помещались стихотворения Шевченка, выдержки из его

дневника, письма, материалы для его биографии. Я хочу поговорить о напечатанной в

майской книжке прошлого года статье г. Савы Ч., в которой я заметил несколько

неверностей.

Шевченка я знал коротко. Я познакомился с ним в конце 1839 года в Петербурге, у

милого, доброго земляка Е. П. Гребенки, который рекомендовал мне его как талантливого

ученика К. П. Брюллова... Я просил Шевченка сделать мой портрет акварелью, и для этого

мне надобно было ездить к нему. Квартира его была на Васильевском острове, невдали от

Академии художеств, где-то под небесами, и состояла из передней, совершенно пустой, и

другой небольшой, с полукруглым вверху окном, комнаты, где едва могли помещаться

кровать, что-то вроде стола, на котором разбросаны были в живописномбеспорядке

принадлежности артистических занятий хозяина, разные полуизорванные, исписанные

бумаги и эскизы, мольберт и один полуразломанный стул; комната вообще не

отли-/79/чалась опрятностью: пыль толстыми слоями лежала везде, на полу валялись тоже

полу изорванные, исписанные бумаги, по стенам стояли обтянутые в рамах холсты, на

некоторых были начаты портреты и разные рисунки.

75

Однажды, окончив сеанс, я поднял с пола кусок исписанной карандашом бумажки и

едва мог разобрать четыре стиха:

Червоною гадюкою

Несе Альта вісти,

Щоб летіли круки з поля

Ляшків-панків їсти.

«Що се таке, Тарас Григорович?» — спросил я хозяина. «Та се, добродію, не вам

кажучи, як іноді нападуть злидні, то я пачкаю папірець», — отвечал он. «Так що ж? Се ваше

сочинение?» — «Еге ж!» — «А багато у вас такого?» — «Та є чималенько». — «А де ж

воно?» — «Та отам, під ліжком у коробці». — «А покажіть!»

Шевченко вытащил из-под кровати лубочный ящик, наполненный бумагами в кусках, и

подал мне. Я сел на кровать и начал разбирать их, но никак не мог добиться толку.

«Дайте мені оці бумаги додому, — сказал я, — я їх прочитаю». — «Цур йому, добродію!

Воно не варто праці». — «Ні, варто — тут є щось дуже добре». — «Йо? Чи ви ж не смієтесь

із мене?» — «Та кажу ж, ні!» — «Сількось, візьміть, коли хочете, тільки, будьте ласкав!,

нікому не показуйте й не говоріть». — «Та добре ж, добре!»

Взявши бумаги, я тотчас же отправился к Гребенке, и мы с большим трудом кое-как

привели их в порядок и, что могли, прочитали.

При следующем сеансе я ничего не говорил Шевченку об его стихах, ожидая, не

спросит ли он сам о них, но он упорно молчал; наконец я сказал: «Знаете що, Тарас

Григорьевич? Я прочитав ванн стихи — дуже, дуже добре! Хочете — напечатаю?» — «Ой

ні, добродію! Не хочу, не хочу, далебі, що не хочу! Щоб іще попобили! Цур йому!»

Много труда стоило мне уговорить Шевченка; наконец он согласился, и я в 1840 году

напечатал «Кобзаря».