Воспоминания о Тарасе Шевченко

При этом не могу не рассказать одного обстоятельства с моим цензором.

Это был почтенный, многоуважаемый Петр Александрович Корсаков.

Последняя пьеса в «Кобзаре» (моего издания) — «Тарасова Ніч». С нею было найболее

хлопот, чтобы привести ее в порядок. Печатание приближалось уже к концу, а она едва

только поспела. Поскорее переписавши ее, я сам отправился я Корсакову, прося его

подписать ее.

«Хорошо! — сказал он. — Оставьте рукопись и дня через два пришлите за нею». —

«Нельзя, Петр Александрович, в типографии ожидают оригинала». — «Да мне теперь,

право, некогда читать». — «Ничего, подпишите не читавши; все же равно вы не знаете

малороссийского языка». — «Как не знаю?» — сказал он обиженным тоном *. — «Да

почему же вы знаете малороссийский язык?» — «Как /80/ же! Я в 1824 году проезжал мимо

Курской губернии». — «Конечно, этого достаточно, чтобы знать язык, и я прошу у вас

извинения, что усомнился в вашем знании, но, ей-богу, мне некогда ждать; пожалуйста,

подпишите скорее, повторяю, в типографии ожидают оригинала». — «А что, тут нет ничего

такого?»— «Решительно нет».

Добрейший Петр Александрович подписал; «Кобзарь» вышел.

* Петр Александрович был большой язычник,в особенности надоедал мне Plat Deutsch.Однажды

утром сидел я у него; мы курили превосходные сигары, и разговор шел о литературе. Корсаков только что

начал издавать журнал. Докладывают о каком-то господине, которого фамилию я забыл. Петр

Александрович велел просить — и в ту же минуту схватил толстейшую тетрадь и начал читать на не

понятном мне языке. Чтение продолжалось более четверти часа, а мне это время показалось несколькими

часами, так что я готов уже был уйти, но пришедший господин предупредил меня. По уходе его Корсаков

разразился гомерическим смехом.

— Что это за комедия, — спросил я.

76

— Извините, пожалуйста! Другого средства избавиться от этого господина, который страшно надоел

мне, я не нашел, как занять его этим чтением.

— Да что такое вы читали?

— Первообраз Фауста на Plat Deutsch.Превосходная вещь!

— Ну, сделайте милость, бог с нею!

В то время был в Петербурге Григорий Степанович Тарновский, с которым я познакомил

Шевченка, а вскоре приехал Николай Андреевич Маркевич, поссорившись с московскою

цензурою за свою «Историю Малороссии» и надеясь найти петербургскую более

снисходительною. Я свел его с добрейшим Петром Александровичем и в то же время

познакомил с ним и Шевченка...

И вот Тарас наш развернулся, завелись денежки, начал кутить...

Я помню эти знаменитые, незабвенные оргии у одного из наших любимых в то время

писателей, на которые попадал иногда и Тарас. Весело, безотчетно весело жилось тогда!..

Да и какие лица участвовали в них и какие имена!.. Но — иных уж нет, а те далече.

В письме Шевченка к редактору «Народного чтения» есть тоже неверности и нет

многого действительного; так, он не описывает главной причины своего освобождения, о

чем сказано будет ниже. Вероятно, об этом знают и другие. Сам Шевченко никогда мне

этого не рассказывал, а спросить его казалось мне щекотливым.

Г. Сава Ч. говорит, что, по словам поэта, во время путешествия Шевченка с сестрою в

Лебединский (Киевской губернии) монастырь заронилась в его душу идея будущих

«Гайдамак».

Нет! Это было не так.

Тогда же (в 1840) мне хотелось узнать больше подробностей о Барской конфедерации.

Статья «Энциклопедического лексикона» Плюшара не удовлетворила меня. Часто я говорил

об этом с Гребенкою в присутствии Шевченка, который был в то время еще довольно

скромен и не только ни одного известия не сообщил мне, но не подал даже знака, что ему

известно что-нибудь о происшествиях того времени. Я перечитал множество сочинений, в

которых надеялся найти хоть что-нибудь об этих делах; наконец мне попался роман

Чайковского на польском языке «Wernyhora», изданный в Париже. Я дал Шевченку

прочитать этот роман; содержание «Гайдамак» и большая часть подробностей целиком

взяты оттуда.

В числе мальчиков, взятых в двор помещика для прислуги разного рода, по испытании

их, «Тарас был записан годным на комнат-/81/ ного живописца»(«Основа»). Это произошло

оттого, что еще прежде, когда Тарас был дома и потом у своих велемудрых учителей, то

везде разрисовывал мелом или углем столы, лавы, даже стены хат и проч., за что всегда и

получал от хозяев достодолжные добрые увещания и награды, как-то: чубайки,

подзатыльники и проч. Несправедливо, что Тарас был отправлен в Петербург по этапу; он

отправился, в числе прочей прислуги, с обозом панским.

Дело О выкупе Шевченка началось совсем не так, как рассказывает г. Сава Ч. и сам

Шевченко, который умалчивает о подлинном факте. Это было вот как.

В конце 1837 или в начале 1838 года какой-то генерал заказал Шевченку свой портрет

масляными красками. Портрет вышел очень хорош и, главное, чрезвычайно похож. Его

превосходительство был очень некрасив; художник в изображении нисколько не польстил.

Это ли, или генералу не хотелось дорого, как ему казалось (хотя он был очень богат),

платить за такую отвратительную физиономию, но он отказался взять портрет. Шевченко,