Воспоминания о жизни и деяниях Яшки, прозванного Орфаном. Том 2

Тогда я снова со своей маленькой горсточкой, поменяв в Глогове коней, которые оказались более слабыми, пустился прямо к Лиде, где уже короля застать не надеялся — живым или мёртвым. Бог знал. Я ехал с таким нетерпением, что не знаю, каким чудом кони и люди могли выдержать, а пала только одна кляча у экипажа, без которой можно было обойтись.

Ближе к Литве я ловил в дороге более плохие новости и, как это обычно во время войны, ходили такие противоречивые слухи, что от них только увеличивалось раздражение и кружилась голова. Говорили о битвах, о поражениях, о победах, а одно не согласовалось с другим. Некоторые утверждали, что король умер, другие — что его татары поймали в плен.

Я ничему не верил, пока в окрестностях Лиды от прямых свидетелей не узнал, что Александр жив, но очень слаб, был с королевой и двором в Лидском замке, Глинский же со всеми своими силами выступил на татар, расположившимся кошем под Клецком. Рассказывали о больших и серьёзных опустошениях. Одни предсказывали князю победу, другие — неминуемое поражение.

Наконец мне счастливо удалось добраться до Лиды и, даже не раздеваясь, пошёл прямиком к канцлеру, который, когда я объявил ему о скором прибытии Сигизмунда, сложил руки, как для молитвы, и сначала воздал хвалу Богу.

В Лидской замке, который с трудом мог поместить людей, двор, экипажи, которые остались с королём, не было ни порядка, ни удобства. Впопыхах его кое-как вычистила и устроили. Была такая теснота, что я едву нашёл жалкое пристанище у круглой стены в каморке без окон, а кони должны были стоять без крыши.

У меня едва было время немного поспать, и я подумывал ехать или в ближайший Пацевич, или возвращаться в Краков, когда начали приходить всё более беспокойные вести о татарах, а о Глинском было не слышно.

Забрежинский начал настаивать на том, что короля нужно везти назад в Вильно для удобства и безопасности, потому что татары могли броситься на Лиду, а для обороны стен людей было мало. Другие не хотели верить в опасность, что эти язычники так рискнут пуститься в глубь страны.

Но однажды утром один из тех солдат, которых отправляли за информацией, вернулся, показывая рану якобы от татарской стрелы на лице. Он был наёмником из Рацей и ему не поверили, хотя он клялся, что только благодаря лошади остался живым. Поэтому Забрежинский по совету Ласки отправил несколько десятков человек для того, чтобы обязательно доехали туда, куда добрались татарские набеги.

На третий день вернулось их почти столько же, сколько отправили, и привезли четыре отрубленных татарских головы, которые где-то схватили. Когда их принесли в замок и положили в больших сенях на лавку, поднялись беготня, переполох и неописуемый вопль.

Епископ Войцех с паном Ласки немедленно решили бежать с королём назад в Вильно; об этом и королева умоляла. Король, уже потеряв речь, показывал только глазами и руками, что хочет этого, и все согласились, что оставлять Александра на произвол судьбы защиты замка не стоило.

Поэтому однажды все выехали.

Везти короля в карете было невозможно потому, что он не выносил тряски, будучи наполовину живым.

Поэтому сделали удобные, как кровать, носилки, которые хотели подвесить между двух коней, а на тех посадить самых лучших каморников со двора. Для этого предложили себя Николай Рошиц, который позже был каштеляном Бехорским, и Ян из Соботки, оба родственники канцлера, на которых он мог рассчитывать; знал, что готовы отдать жизнь и исполнить тяжелейший приказ.

Словно погребальная, скорбная процессия, при стоне и плаче королевы и её женщин двинулась немедля к Вильну, а так как в Пацевич мне попасть было уже невозможно, потому что там, видимо, хозяйничали татары, и я присоединился к королевскому кортежу. Времени не было, поэтому коней меняли, отдыхали мало, а вся наша забота была обращена к королю, рядом с которым тут же ехал или шёл пан Мацей из Блония, и то приводил его в сознание, то давал напиток, то укутывал.

Среди нас, в свите епископа Войцеха, канцлера, Забрежинского я часто часами не слышал ни единого слова. Все ехали молча, не открывая рта, а священники только читали молитвы.

Все рады были поспешить, но для короля, который не выносил резких движений, пан Николай и Ян должны были вести коней шагом. И так даже часто останавливались, потому что постоянно приходилось что-то поправлять, смазывать, связывать.

Это было настоящим крестным путём для короля, потому что сознающий опасность, обессиленный, он мог ожидать всего плохого, а хорошего мало.

Нам показалась веками эта волокита, которую и время года делало невыносимым. Каждый из нас считал, сколько нас ещё отделяло от Вильны и сколько на это нужно было времени. Если бы татары решились напасть на нашу горстку людей, даже первого их натиска было бы нечем отбить. В Лидском замке Забрежинский оставил малость людей, которым было поручено, чтобы, если какая весть придёт от Клецка, гонец от Глинского, немедленно отправить вдогонку за королём с тем, что принесут. Но до самого Вильна ни один посол нас не нагнал, что казалось нам наухудшим знаком и прибавляло беспокойства.