Анекдот этот заставил меня вспомнить о другом, более замечательном случае из жизни А. С. Грибоедова, сообщенном мне лет за тридцать или более пред сим известным нашим воином-писателем Иваном Никитичем Скобелевым, с которым, как знают из прежних моих статей читатели «Русского мира», я был довольно коротко знаком[826]
. Нередко случалось, что генерал присылал ко мне, тогда еще молодому человеку, свой экипаж с приглашением провести у него вечерок, что случалось преимущественно тогда, когда добрейший Иван Никитич, страдая физически от бесчисленных своих ран, заболевал и нравственно, т. е. хандрил. Лучшим лекарством в таких случаях для него была беседа с воспоминаниями о его былом, столь богатом разными преинтересными анекдотами и случаями, иногда самого оригинального свойства. В один из таких вечеров, когда я у Ивана Никитича застал двоюродного брата его жены, известного в те времена театрала и водевилиста Пимена Николаевича Арапова, речь как-то зашла о «Горе от ума», дававшемся до конца пятидесятых годов со значительными сокращениями. Иван Никитич отыскал в одном из своих комодов рукопись этого знаменитого произведения, тщательно им списанную с настоящего автографа первой еще редакции начала двадцатых годов, объяснив притом, что списал копию эту он сам в 1823 году[827], когда был уже полковым командиром и стоял в губернском городе Владимире, где пользовался добрым расположением тамошнего губернского предводителя князя Кирияка Петровича Волконского. Князь имел странную слабость ненавидеть данное ему при св. крещении имя Кирияка, в частных сношениях он подписывался вместо Кирияка – Михаилом[828]. Почтенная сестра князя Кирияка, или Михаила Петровича, тогда уж престарелая княжна Варвара Петровна Волконская, одна из первейших фрейлин императрицы Екатерины II, частенько на лето приезжала во владимирское имение брата, который и представил ей своего провинциального приятеля, храброго полковника Ивана Никитича Скобелева. Старушка, очень умная и весьма просвещенная для своего времени, полюбила оживленные рассказы Ивана Никитича об отечественной войне и взяла с него слово не проезжать через Москву, не побывав у нее в ее доме, в Волконском переулке, на Самотеке, близ Большой Садовой. Дом этот замечателен был своею прекрасною домовою церковью, в которой иногда совершалось и архиерейское служение, разумеется, в особенно торжественные дни, как, например, 4 декабря, в день тезоименитства почтенной хозяйки, пользовавшейся в Москве всеобщим уважением и любовью, особенно тогдашней молодежи, которая сильно льнула к умной и просвещенной старушке-княжне, не имевшей никаких странностей и причуд, свойственных так часто старикам и старухам.