Читаем Воспоминания петербургского старожила. Том 1 полностью

Эти слова несколько успокоили полнокровного, нервически расстроенного графа. Он благосклонно улыбнулся, что-то пробормотал, сел и велел продолжать пьесу. Сел и весь партер; подняли занавес, оркестр заиграл; запели густо набеленные и нарумяненные не в меру певцы и певицы, костюмы которых, по крайней мере, были издали недурны и отличались свежестью, блеском и довольно приятною пестротою. Зато сами певицы не отличались ни молодостью, ни красотою; очень красивые актрисы этого театра, Маша и Аннушка, сестры Кабазины, в этот день в спектакле не участвовали, не играла также и очаровательная голубоокая блондинка Паня Краснова, изображавшая на орловской сцене Психею в балете этого имени, сочиненном некогда знаменитым петербургским хореографом того времени Дидло и переделанном для орловской сцены местным балетмейстером Дейбелем, которого, впрочем, шутки ради весь Орел называл Тейфелем (чертом). Все шло довольно спокойно, как вдруг аплодисменты, сопровождаемые громким и неумолкающим смехом, загремели так неистово, что, казалось, стены деревянного театра рухнут. Граф в отчаянии склонил побагровевшую лысую голову на руки, оперши локти на колени, и точно окаменел от отчаяния. Но сосед его, начальник четырех гусарских полков, заливался старческим хохотом, наблюдая, однако, при этом с благоразумною осторожностью за своею искусственною челюстью, которая могла, чего доброго, сыграть его превосходительству дурную шутку, похуже той, какая в этот момент совершалась на сцене и возбуждала неудержимое ликованье и восторг не только всего партера, состоявшего из пестрой массы усачей в разноцветных доломанах, а даже дам, наполнявших ложи обоих ярусов. Нечаянная шутка эта была разыграна на сцене совершенно неожиданно и вне всякой программы и либретто оперы – как бы вы думали, кем? – рогатым, белым и тщательно выхоленным и вымытым, взятым с графской конюшни четвероногим актером, козлом Васькой, сбросившим со своей оседланной красным чепраком спины двуногого артиста, баритона Матюшку Кравченко, портного и башмачника по ремеслу. Кравченко исполнял роль конюшего князя Видостана, веселого Тарабара, и должен был явиться верхом на козле, в которого волшебница Русалка превратила его лихого коня. Матюшка Кравченко и выехал в своем шутовском костюме, с готовою ариею в бравурном тоне на устах, довольно благополучно; но при появлении живого четвероногого актера гусары не утерпели и встретили его с громкими аплодисментами; Васька-козел, вовсе не знакомый со звуком аплодисментов, не умел понять сути дела, испугался, заартачился, за что кучера, его гувернеры, бывшие за кулисами, приняли его в арапники[934], и вот импровизированный брадатый конь взвился на дыбы, сбросил на пол всадника и, боясь, в виду кнутов, ретироваться к кулисам, поскакал укороченным галопом по всей сцене, разгоняя своими позолоченными рогами, обвитыми фольгою и бумажными цветами, все и всех на своем пути, что, разумеется, произвело великолепный и удивительный эффект, достойный лучшей судьбы, потому что кучера с арапниками, выскочив из-за кулис, с трудом увлекли разъярившегося, обыкновенно смирного козла. Пьеса снова остановилась на несколько минут, пока несчастный Тарабар не встал с пола и, прихрамывая, не выступил вперед для продолжения и окончания своей арии. Наконец, творение князя Александра Александровича Шаховского, знаменитого во времена оны корифея нашей литературной драматургии, вступило в свои права на орловской сцене и пошло своим чередом[935]. Нечего и говорить, что появление зеленовласых русалок в числе десяти довольно хорошеньких кордебалетных танцовщиц, несмотря на их отвратительные малахитового цвета шелковые парики, вызвало новые аплодисменты. Но граф – диктатор театра уже не видел ни продолжения, ни окончания первой части «Днепровской русалки»: он улетучился, проклиная гусаров и пугливого козла. Из театра, едва набросив легкую соболью шубу на плечи, он убежал далеко-далеко, именно на конюшенный двор, где и нашел нужным сорвать свою досаду и гнев, во-первых, на двух 14–15-летних мальчиках-форейторах, попечению и воспитанию которых был поручен негодный козел Васька, во-вторых, на самом виновнике этого происшествия, козле Ваське.

Перейти на страницу:

Все книги серии Россия в мемуарах

Воспоминания. От крепостного права до большевиков
Воспоминания. От крепостного права до большевиков

Впервые на русском языке публикуются в полном виде воспоминания барона Н.Е. Врангеля, отца историка искусства H.H. Врангеля и главнокомандующего вооруженными силами Юга России П.Н. Врангеля. Мемуары его весьма актуальны: известный предприниматель своего времени, он описывает, как (подобно нынешним временам) государство во второй половине XIX — начале XX века всячески сковывало инициативу своих подданных, душило их начинания инструкциями и бюрократической опекой. Перед читателями проходят различные сферы русской жизни: столицы и провинция, императорский двор и крестьянство. Ярко охарактеризованы известные исторические деятели, с которыми довелось встречаться Н.Е. Врангелю: M.A. Бакунин, М.Д. Скобелев, С.Ю. Витте, Александр III и др.

Николай Егорович Врангель

Биографии и Мемуары / История / Учебная и научная литература / Образование и наука / Документальное
Жизнь Степановки, или Лирическое хозяйство
Жизнь Степановки, или Лирическое хозяйство

Не все знают, что проникновенный лирик А. Фет к концу своей жизни превратился в одного из богатейших русских писателей. Купив в 1860 г. небольшое имение Степановку в Орловской губернии, он «фермерствовал» там, а потом в другом месте в течение нескольких десятилетий. Хотя в итоге он добился успеха, но перед этим в полной мере вкусил прелести хозяйствования в российских условиях. В 1862–1871 гг. А. Фет печатал в журналах очерки, основывающиеся на его «фермерском» опыте и представляющие собой своеобразный сплав воспоминаний, лирических наблюдений и философских размышлений о сути русского характера. Они впервые объединены в настоящем издании; в качестве приложения в книгу включены стихотворения А. Фета, написанные в Степановке (в редакции того времени многие печатаются впервые).http://ruslit.traumlibrary.net

Афанасий Афанасьевич Фет

Публицистика / Документальное

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное