Воспоминания петербургского старожила. Том 1

– Мне говорили, что ваш сын говорит и пишет по-русски и по-французски, как француз; а у меня надо, чтоб и французы писали и говорили по-русски, как русские. Но это не беда. Я уже обдумал все и потому определю вашего сына в консульское, почти чисто французское отделение, начальник которого бывший полковник Генерального штаба, один из главных московских «муравьевцев»[1103], Петр Иванович Колошин, женатый на Мальцовой, у отца которой такие огромные стеклянные заводы, кажется, в вашей Орловской губернии[1104]. Ça va de soi-même![1105] – Вы не знакомы с Петром Ивановичем? Он старинный офицер Генерального штаба.

– А я еще гораздо стариннее, – заметил мой отец, улыбаясь. – Я вышел из военной службы в 1810 году.

– Чуть ли не после какой-то истории с графом Алексеем Андреевичем Аракчеевым? – спросил он [Бибиков], произнося имя, отчество и фамилию ненавистного Аракчеева с заметным гнусением. – Мне вчера говорил об этом Михаил Михайлович Сперанский.

– Итак, ваше превосходительство, я могу ехать в Орел с уверенностию, что мой сын останется в надежных руках под вашим начальством? – спросил отец как бы с некоторым оттенком настойчивости в голосе.

– Дело решенное, Петр Алексеевич, – говорил Бибиков, – дело решенное; ваш молодой человек будет зачислен по консульскому отделению, но только у меня нет двух рук, чтоб он мог остаться на моих руках.

Эта шутка заставила и отца, и меня даже улыбнуться.

– Да, – заметил Дмитрий Гаврилович, – правду сказать, и эта одна рука, слава богу, у меня не игрушечная, про то знают таможенное ведомство и контрабандисты. À propos[1106], о моей «собственной» руке. Я на днях сделал распоряжение по департаменту и по всем таможенным округам, чтобы никогда не писали на конвертах, адресованных на мое имя: «В собственные руки». C’est une anomalie![1107] Я хочу, чтобы слова эти писаны были так: «В собственную руку». Ха, ха, ха! Брат мой, Илья Гаврилович, адъютант великого князя Михаила Павловича, сказывал мне, что его высочество очень смеялся этой моей выходке и сказал: «Твой брат нет-нет да и выкинет какой-нибудь фортель! Уморительный фокусник твой единоутробный, нечего сказать».

Дмитрий Гаврилович, видимо, этим потешался. Вероятно, вследствие этого и отец мой счел нужным смехом своим аплодировать этой шутке, заставившей, правду сказать, и меня опять улыбнуться и даже засмеяться.

– Ага, и цыпленочек рассмеялся, – заметил Бибиков, – а то сидел все такой тихенький, хотя, правду сказать, в тихом болоте скорее всего черти заводятся. Правда это, – обращаясь уже ко мне, прибавил он, – правда, monsieur le futur employé subalterne de la section consulaire du département[1108]… А как, милый цыпленочек, назвать Департамент внешней торговли?

– Le département du commerce extérieur, mon général[1109], – брякнул я моим почти еще детским голосом.

– Très bien, très bien, monsieur l’employé[1110], – воскликнул будущий мой начальник. Вслед за сим кончилась и наша беседа.