Дома мы застали старого знакомого нашего семейства М. С. Щулепникова, служившего в Департаменте внешней торговли начальником счетного отделения. Тотчас составился секретный комитет из трех членов, по-видимому, под председательством моей матери. Конец концов, как некогда говаривал остроумный, но несносный своим напускным остроумием барон Брамбеус, был тот, что вместо того, чтоб поступить в отделение П. И. Колошина, меня упрятали в счетное отделение М. С. Щулепникова, где я в качестве «чиновника для письма (т. е. канцелярского писца) из дворян» и начал мое служебное поприще. В 1828 году отделение помещалось в огромных залах, из которых одни были заняты бухгалтериею, заведоваемою бухгалтером, превысоким, с рыже-огненными волосами, Тетериным, помощником же его был тщедушный, испитой, в парике и в очках, всегда жаловавшийся на холод, титулярный советник Серебряков. Тут стояли ряды высоких пюпитров с громадными книгами, из которых самая колоссальная называлась гроссбух, а между окнами и стенами лепились столы с чернильницами и песочницами. За пюпитрами сидели на высоких табуретах чиновники для счетоводства или для счета, как их каламбурно обзывал Щулепников; у столов же помещались юноши и не юноши в вицмундирах со светло-зелеными суконными, а не бархатными воротниками, т. е. писцы. В других комнатах был контроль, под ведением старшего контролера Бояринова, черного-расчерного господина, имевшего вид сумасшедшего; помощником его был титулярный советник Синявский, холостяк, друг экзекутора Грознова, имевший анненский крест не в петлице, а уже на шее, данный ему вместо креста третьей степени[1111]
по ошибке в Капитуле орденов, что не мешало ему в ордене этой степени красоваться постоянно и смело, потому что об этой ошибке было доведено до сведения государя Николая Павловича для перемены степени; но император повелел не переменять, так как грамота была им подписана, подписи же своей он брать назад не мог, причем приказано, однако, было, при первом представлении к наградам орденами, дать Синявскому орден младшей степени в петлицу. Событие это было предметом толков и рассуждений всего населения лягушек в вицмундирах, бюрократического болота всех столичных министерств, и Синявский приобрел себе историческую известность между своею чиновничьею собратиею.Достойно внимания, что в числе чиновников для письма, преимущественно людей молодых и даже безбородых, виделся один в очках, убеленный сединами, «вечный» титулярный советник Крок, украшенный орденом св. Владимира в петлице[1112]
за 35 лет службы. По своим умственным способностям Крок никогда ничего кроме переписывания и перебеливания бумаг, и то со знакомых почерков, делать не мог, почему он никак не мог занять никакого штатного места и остался на всю жизнь канцелярским чиновником. Когда в 1829 году департамент был переведен в здание Главного штаба, где и теперь находится, нося уже название Департамента таможенных сборов, граф Канкрин осматривал новое устройство помещения и размещения своих департаментов, сопровождаемый свитою, сиявшею звездами и орденами, он обратил свое внимание на канцелярского чиновника с 35-летним Владимиром и сказал ему: «Ну, патушка, уфитеф фас, я фител фосьмое шуто!» Благодушный Крок восхищался этим изречением и дома назидательно передавал его своим внукам, из которых один служил столоначальником в гражданской палате и отказался от хорошего места в Департаменте внешней торговли, чтоб не иметь своим подчиненным своего дедушку.