Воспоминания петербургского старожила. Том 1

Сфотографировав, кажется, довольно верно личность того из тогдашних моих приятелей, с которым я делил мою светскую, изрядно-таки оживленную деятельность, перехожу теперь к описанию балов Дворянского петербургского собрания и к рассказу о том случае, который был со мною на одном из этих балов.

В начале января месяца 1835[1277] года, когда Дворянское петербургское собрание еще не имело своего нынешнего великолепного дома, находящегося в Михайловской улице на углу Итальянской, а помещалось у Казанского моста на Невском проспекте, в частном огромном доме г-на Энгельгардта (ныне дочери его, г-жи Ольхиной), где в настоящее время Купеческое петербургское собрание[1278], был дворянский бал, который должен был быть удостоен присутствия императора и императрицы. Надобно сказать правду, что эти балы того времени, даваемые петербургским дворянством, носили характер такого изящества и такого хорошего тона, что восхищали собою даже всех образованнейших и блистательнейших иностранцев высшего и лучшего европейского общества, посещавших в ту пору нашу столицу. Нельзя не сознаться, что тогдашний губернский предводитель дворянства и с тем вместе обер-шталмейстер князь Василий Васильевич Долгоруков много всему этому способствовал, умев на этих балах, даваемых петербургским дворянством и осчастливливаемых присутствием царской фамилии, сочетать придворный этикет и величественный декорум с самою непринужденною веселостью и свободною развязностью превосходного тона, а блеск и роскошь с удобствами и с какою-то как бы семейно-патриархальною простотою, доходившею до того, что на этих истинно очаровательных балах все общество, в 200–300 человек, нисколько не чувствовало и малейшего стеснения от присутствия в среде своей как августейших гостей, так и лиц их свиты, соперничествовавших между собою в знании приличий света и в умении сочетать веселость и любезность в тех границах, которые начертаны этими приличиями. Да и то еще правда, что попадать-то на эти балы было далеко не так легко, как сделалось впоследствии, когда дирекция собрания стала усерднее интересоваться возможно большим числом довольно дорого оплачиваемых входных билетов, без всякого собирания сведений о тех, кто покупал эти билеты, и, таким образом, в новом помещении дворянского собрания многое изменилось и приняло совершенно другой характер, особенно когда князь Василий Васильевич Долгоруков, после печальных недоразумений, происшедших в начале сороковых годов по его придворной службе[1279], перестал быть и губернским предводителем, каким тогда сделался известный в Петербурге пуританин, а вместе с тем добрейший и честнейший человек, Александр Михайлович Потемкин, не охотник до шумной общественности, муж знаменитой своею набожностью Татьяны Борисовны (урожденной княжны Голицыной), которого в шутку в обществе собрикировали: le mari de la sainte[1280].

В то время, о котором я говорю, т. е. в 1834–1836 годах, балы дворянского собрания были поистине беспримерные в России общественные балы, на которых огромное разнообразное общество имело вид одной семьи, где не было заметно никакого различия между членами этого общества и где веселость искренняя и непринужденная всех как бы сливала в один многочисленный кружок. Впрочем, интимность незнакомого коротко между собою общества доходила здесь до того, до чего она никогда нигде не доходила, и в особенности поражала щепетильных англичан, не умевших понять, каким образом на здешних балах никогда и никем не представленные молодые люди ангажировали на танцы дам, им незнакомых, но привлекавших к себе или прелестью своей наружности, или своим замеченным уже остроумием и приятностью разговора, или необыкновенною ловкостью и грациозностью в танцах, или, наконец, иногда, в редких случаях, сочетанием в себе всех этих светских достоинств. Это было здесь так принято в те давно былые времена, и обычай этот никогда не имел никаких невыгодных последствий, потому что молодой человек, который дозволил бы себе проявить в этом обществе хотя малейшую тень дурного тона в обращении и разговоре с девицею, кто бы он ни был и какими бы протекциями в свете ни пользовался, не мог бы уже впредь надеяться быть допущенным в общественный круг петербургского дворянства, двери которого для него в таком случае закрывались навсегда. Балы эти доказывали собою, что свобода вовсе не в своеволии, а, однако, едва ли где публика была так у себя дома, как здесь. Члены августейшего семейства, постоянно посещавшие дворянское собрание, и сам государь император отзывались о здешних балах с искренним удовольствием и даже симпатией, находя, что едва ли где проводилось тогда так приятно и непринужденно весело и свободно время, как здесь, где, чтобы сделать балы эти именно такими, повсюду заметен был необыкновенный талант князя В. В. Долгорукова, этого истинно любезного хозяина и в высшей степени царедворца и общежительного человека.