Воспоминания петербургского старожила. Том 1

– Итак, граф Дмитрий Иванович страдал безденежьем, почему он предложил Ивану Андреевичу вместо денег, налицо имевшихся, только что изготовленные для продажи 500 полных экземпляров своих «Стихотворений» в 5 томах. «Возьмите, Иван Андреевич, все это на ломового извозчика, – говорил Хвостов, – и отвезите Смирдину. Я продаю экземпляр по 20 рублей ассигнациями; но куда ни шло, для милого дружка сережку из ушка, отдайте все это Смирдину, для скорости, по 5 рублей, по 4 рубля экземпляр, и вы будете иметь от 2000 до 2500 рублей разом, т. е. более, чем сколько вам нужно». Крылов, думая, что за эту массу книг, роскошно изданных, дадут-таки ежели не по 4, то по 2 рубля, соображая, что тут, ежели рассчитывать на вес, наберется почти около сотни пудов, даже не принимая в соображение тяжеловесности стихов (острил рассказчик), поблагодарил графа, добыл, чрез графскую прислугу, ломового извозчика и, невзирая на свою обычную лень, препроводил весь этот груз лично к Смирдину, конвоируя сам этот литературный транспорт от Сергиевской до дома Петропавловской церкви на легковом извозчике шажком. Но каково было удивление и разочарование Крылова, когда Смирдин наотрез отказал ему в принятии этого, как он говорил, хлама, которым, по словам книгопродавца, без того уже завалены все петербургские книжные магазины. В задумчивости, но не расставаясь со своею флегмой, вышел Иван Андреевич на Невский проспект, где домовой извозчик пристал к нему с вопросом: «Куда прикажет его милость таскать все эти книги?» – «Никуда не таскай, друг любезный, – сказал наш русский Лафонтен, – никуда, а свали-ка здесь на улицу около тротуара. Кто-нибудь да подберет». И все 2500 книг творений Хвостова, опасающегося так обверток на корицу, были громадною массой свалены у тротуара против подъезда в книжный магазин. Им бы лежать тут пришлось долго, да вскоре проскакал по Невскому проспекту на своей залихватской паре рысаков с пристяжной на отлете[601] обер-полицеймейстер Сергей Александрович Кокошкин. Подлетев к груде книг, подозвал вертевшегося тут квартального, удостоверился, что все это творения нашего знаменитого певца Кубры[602], и велел разузнать от Смирдина, в чем вся суть? Когда его превосходительство проезжал обратно, книг тут уже не было: все они, по распоряжению частного пристава, отвезены были обратно к графу Хвостову, о чем, с пальцами у кокарды треуголки, частный отрапортовал генералу, пояснив с полицейским юмором происхождение этой истории, автором которой был Иван Андреевич Крылов. Его превосходительство изволили смеяться и на следующее утро имели счастие обо всем этом докладывать, в числе городских происшествий, государю императору, которому этот случай доставил несколько веселых минут. От последнего обстоятельства граф Дмитрий Иванович в качестве верноподданного был в радостном восхищении.

– Анекдот хоть куда, – заметил Воейков, – да та беда, что ни один из цензоров наших его не пропустит. Но завтра же я об нем буду беседовать с графом Дмитрием Ивановичем, которому тем, конечно, доставлю немало удовольствия и утехи.

Между тем пять томов роскошного слёнинского, на деньги графа, издания его стихотворений рассматривались гостями, заняв на столе те места, которые были уже свободны от рябчиков, салатов и ростбифа.

– Очень мило то, – говорил Воейков, – что в предисловии издателя этот издатель-неиздатель восхваляет под диктант давшего ему деньги с избытком на издание высокий талант автора, владеющего превосходно всеми родами отечественного языка[603]. Ха! ха! ха!

– А вот, – указал Якубович, – виньетка – лира, и под нею слова: «За труд не требую и не нуждаюсь славы».

– На другом томе, – заметил Карлгоф, – другой эпиграф: «Люблю писать стихи и отдавать в печать». Это очень мило! А в тексте также стихи, которые замечательны своею наивностию; да та беда, что на деле их автор не сдержал обета не отдавать своих стихов в печать и отдавал их очень даже слишком много. Послушайте:

Стихи писать
И их читать
Везде намерен.

И эту часть своей программы автор свято выполнил.

В печать их никогда не буду отдавать —
Не будет и меня никто критиковать,
Я в том уверен.

В последних обстоятельствах автор оказался решительно несостоятелен.

Барон Розен наткнулся на одно стихотворение, в котором Хвостов гласит, будто бы бессмертный Суворов, его дядя, с удовольствием слушал его стихи, когда он, племянник, ему их читал, и выражается так: