Воспоминания петербургского старожила. Том 2

Общая характеристика каждой из статей, посвященных которому-либо из этих десяти изданий, состоит в изображении тех личных отношений, в какие автор («Петербургский старожил В. П. Б[урнаше]в») в течение своей жизни бывал поставлен обстоятельствами к этим редакциям, причем имел случай видеть близко ход занятий каждой редакции или знать всю суть журнального механизма того или другого издания от лиц, ближе его поставленных в тесные отношения к самим журналистам. Портфели автора наполнены многими выписками из различных статей, напечатанных в этих изданиях, причем проявляются нередко прекурьезные причины напечатания тех или других мнений и суждений, закулисность которых будет воспроизведена здесь довольно откровенно и, по мере имеющихся сведений, подробно. Подобные опыты с объяснениями автором причин, почему и отчего та или другая статья в том или другом журнале, в той или другой газете, при тех или иных обстоятельствах, при том или ином влиянии, под впечатлением какого именно стимула получала тот или другой вид, не всегда согласный с тем, в каком статья была в рукописи. При этом автору придется нередко повторить то, что делал хромой бес известного старинного французского писателя-юмориста, Лесажа, т. е. приподнимать, так сказать, крыши над кабинетами[759]. Разумеется, относительно живых личностей это сделано быть имеет с тою осторожностью, какая оградила бы как автора, так [и] журнал, в котором он печатает свои «Воспоминания о журналистике былого времени», от обвинений в клевете за бездоказательные, невыгодные для чести некоторых личностей заявления. Вот почему, например, приводя резкие примеры хамелеонистики г. Краевского, автор будет исключительно стоять на почве собственных, личных (в 40-х гг.) отношений к этому публицисту, хвалившему его труды до приторности и потом предоставившему интриганам и врагам автора на тех же самых страницах того же самого журнала те же самые работы выставить в самом отвратительном виде[760][761]. По этой же самой причине, говоря о различных перипетиях г. Старчевского, столь несчастных с 1866 г., после неудачно нелепой покупки домов, приводимы будут очень типичные и очень комичные, перешедшие в судебную нашу литературу сознания г. Старчевского, с необыкновенно простодушною циничностью, в различных его редакционных фортелях и ташеншпилерствах.

Впрочем, из подробного перечня программы каждого из журналов, о фазисах которых я намерен сделать монографико-ретроспективные этюды – жанр, всего легче будет усмотреть всю суть характеристики этих этюдов, по возможности фотографированных верно на память, при помощи дневника моего; но в особенности, так сказать, ретушированных многими совершенно новыми справками, сделанными в Публичной библиотеке.

Автор не излишним считает сказать, что от времени до времени в этих воспоминательных монографиях он будет местами сопоставлять некоторые обстоятельства, характеризующие журналистику, так сказать, сегодняшнюю с журналистикою тех былых времен, какие воспоминает; но это весьма изредка и только в тех случаях, где тождество явлений как бы бьет в глаза.

I Журналист-шутник