Воспоминания петербургского старожила. Том 2

Владей я пером Бальзака или Евгения Сю, мастерски умевших делать подробнейшие описания, особенно последний, каждого блюда, поданного на какой бы то ни было стол, конечно, здесь была бы для этого большая пожива, настоящая лафа, потому что г. Эмбер угостил нас по-царски «пробными» блюдами завтрака с царского стола и, вероятно, «пробными» же винами, какими обыкновенно снабжает или снабжал в те времена господ метрдотелей придворный келлермейстер[340], в свою очередь получающий от этих метрдотелей, своих товарищей, остатки разных кулинарных «проб», одна другой вкуснее и совершеннее. Я познакомился с новым сотрудником «Эконома» во время отправления им своих обязанностей и когда он только что возвратился из царской столовой, где совершался дообеденный завтрак, миниатюра обеда, долженствовавшего быть в ту пору в половине шестого часа. Вследствие этого обстоятельства Эдмон Карлович не успел еще облечься в менее официальный костюм и пребывал в своем красном гоффурьерском[341] мундире, с лампасами и с тончайшей вроде большой тамбурной иглы статской шпажкой (без темляка, однако), болтавшейся сбоку на легонькой цепочке. Теперь Абрамка наш, вероятно, ежели бы увидел его в таком параде, то не в сиятельные, а в светлейшие произвел бы его[342], особенно когда увидел бы, что в эту самую комнату, где мы сидели с ним за столом, то и дело что входили с остатками блюд императорского стола то скороходы в бархатных беретках с перышками, то широкогубые настоящие арапы-негры в своих белых чалмах и алых бурках. Не увлекаясь, подобно Абрамке, я, однако, не мог не согласиться, что Эдмон Карлович действительно прекрасивый, толстенький, подвижный и ловкий француз лет тридцати с небольшим, имеющий чудную шевелюру и великолепные глаза, которыми он играл не хуже театральной кокетки, и владеющий свойственным большей части его соотечественников искусством козировать[343] необыкновенно мило и даже увлекательно. Я умолял его, ежели он будет снабжать нас статьями своими, стараться по возможности помнить, что состояние наших читателей, даже самых богатых из них, не таково, чтобы эти блюда, какими мы теперь с таким наслаждением лакомились, могли когда-нибудь [быть] на их столе, а потому необходимо иметь в виду стол французских рантье, имеющих возможность кушать ежедневно обед, приготовленный им знающею, дельною кухаркою, какие у французов известны под названием cordon bleu[344]. Эдмон Карлович признавал все мои доводы справедливыми, обещался быть как можно вульгарнее и экономнее, работая для «Эконома», причем усердно каламбурил и уверял, что не в том дело, чтоб давать вещи вкусные, стоящие страшных денег, а, напротив, чтоб обходящиеся ежели не даром, то дешево до крайности могли с тем вместе прельщать вкус, сколько-нибудь привычный к изящному. Он рассказывал, что в настоящее время за высочайшим столом делают фурор блюда чисто его изобретения: а) Potage Neva[345], b) осетрина по-меншиковски, c) Les éméraudes végétables (растительные изумруды), т. е. ярко-зеленые (безвредные) бобы турецкие и d) монплезирские маседуан[346], роскошное блюдо, прельщающее взоры и вкус.

– Вы, может быть, думаете, – говорил своим чистым и изящным парижским наречием по-французски Эмбер, – что все это трудноисполнимо и стоит огромных денег. Напротив, все это стоит далеко не дорого, а изготовление всех этих редких и прелестных блюд как нельзя удобнее, как нельзя проще и может быть легко исполнено мало-мальски толковою кухаркою, ежели только кухарка эта будет готовить под неусыпным и толковым наблюдением хозяйки, принявшей на себя труд прочесть внимательно в вашем «Экономе» мои отчетливые монографии, какие с будущего года надеюсь помещать в этом журнале, разумеется, ежели вы примете на себя труд их переводить на русский язык.

– Готов верить успеху вашего дела, господин Эмбер, – объяснял я, все-таки под влиянием какого-то скептического недоверия, – готов согласиться с возможностью применения ваших будущих рецептов к скромному домашеству людей со средним состоянием, готов употребить всевозможные старания для самой верной передачи на русский язык ваших наставлений; но не могу не обратить вашего внимания на то обстоятельство, что мы в «докторе Пуфе» имеем очень опасного соперника, бороться с которым будет не очень-то легко.