В Мосул приезжали и отправлялись гонцы с Кавказа, из Персии, Туркестана. Во всех этих странах существовали протурецкие центры, призывавшие Турцию к активному вмешательству. Там знай себе катился турецкий золотой фунт, для чеканки которого Германия предоставляла свое скопленное на Родине такими огромными жертвами золото. Именно оно сыграло немаловажную роль в подстегивании националистических тюркских страстей. Энвер-паша отправил своего 27-летнего брата Нури[335]
в звании генерал-лейтенанта через Алеппо – Мосул – Тебриз на Кавказ, чтобы он там действовал ради дела ислама и тем самым во благо Турции. Когда Кавказ распался на четыре республики[336], в новой татарской республике на восточных берегах Куры закрепились прочно, дав ей название Азербайджан. «C'est un nom bien choisi, hein?»[337] – ухмыляясь, спрашивал Халил-паша, имея в виду персидский Азербайджан, на присоединение которого к новой республике не просто надеялись, а употребляли к тому все средства. Нури-паша был бесспорным владыкой во вновь основанном татарском государстве, которое произвело на меня при моем туда визите летом и осенью 1918 г. впечатление очередной турецкой провинции. Все важнейшие пункты в ней были заняты турецкими войсками – Исламской армией, как она многозначительно называлась, военный министр – татарский адвокат[338] – был одет в мундир турецкого генерала, турецкие офицеры и священники всюду проповедовали покорность халифу в Стамбуле, а на всех зданиях развевался флаг с турецким полумесяцем… Столь же целенаправленно обрабатывали и мусульманские племена Северного Кавказа. И уже отчетливо ощущалось кольцо вокруг занятой германскими войсками Грузии, которые с винтовкой наготове должны были встать на растянутых позициях против своих турецких союзников[339].В рамках этой решительно националистической политики шла и кампания по уничтожению армян. Проживавшие в турецких вилайетах армяне были «переселены» в арабские вилайеты. В действительности же они в ходе переходов по полупустыням гибли тысячами от голода или болезней. Свен Хедин дал весьма примечательные указания на это в своей выдержанной в столь осторожных тонах книге на основе пережитого в Месопотамии[340]
. В турецких и арабских гаремах в Мосуле было полным-полно армянских женщин и девушек. Немногочисленные мужчины, сумевшие спасти хотя бы свою жизнь, а затем прозябавшие в Мосуле, весной 1918 г. во время сильнейшего голода были направлены вали в отряды строительных рабочих, куда-то в степи. Это был один из тех бесчеловечных актов уничтожения ненавидимого народа, который вызывал тем большее возмущение, что внешне они казались совершенно безобидными. Против такого рода расправ над армянами оставались совершенно безуспешными любые официальные германские протесты, ведь турецкое правительство с хорошо наигранным возмущением отрицало любые варварские действия в адрес армян. Очищение Анатолии русскими теперь уже дало желанную возможность разобраться и с русскими армянами, которые проживали между Османской империей и турецким вновь образованным Азербайджаном. Турецкие дивизии, которых так не хватало в Палестине, прорвались через установленную Брест-Литовским миром границу, изгоняя армян из их домов и усадеб и с грабежами и убийствами вытесняя в бесплодную гористую местность вокруг озера Севан. И уже пал Александрополь, уже турецкие колонны стояли непосредственно под Эриванью – как случилось неслыханное. Неожиданно на пути победоносного шествия на грузинский Тифлис встали германские войска, готовые оказать вооруженное сопротивление[341]. Дошло до перестрелок, были раненые и убитые. Но перед решительностью германских действий турецкая мания экспансии, скрежеща зубами, вынуждена была отступить. И все же главная цель была достигнута: плодородная, возделанная армянами долина Аракса была в руках у турок, а русские армяне, как и их турецкие собратья, оказались брошены на произвол нужды и бед в горной местности. И вновь сделали еще один важный шаг к цели – искоренению армян и созданию сплошной и населенной только мусульманами, турками и татарами, полосы земли от Черного до Каспийского моря. И когда 16 сентября 1918 г. во взятом Баку зазвучали кавказские песни, то мой турецкий заместитель по штабу заверил меня: «Мы вернем себе старые владения».