Воспоминания уцелевшего из арьергарда Великой армии

Едва полк приступил к выполнению приказа, как тотчас был яростно атакован русской артиллерией. В панике и беспорядке ему пришлось отойти. Вынужденный отказаться от дальнейших атак, маршал Ней отправился к Смоленску.

В то же время, нужда, которую мы испытывали с самого начала нашего отступления, с каждым днем становилась все сильнее и сильнее. Небольшой запас провизии, которые мы имели, заканчивался. Лошади, которые везли его, умирали от усталости и голода, и впоследствии сами были съедены голодными солдатами. С того времени, когда мы приступили к обязанности арьергарда, каждый, кто покидал колонну в поисках пищи, попадал в руки врага, атаки которого с каждым днем становились все сильнее. Мороз усугубил наши страдания. Самые измученные солдаты бросали оружие, выходили из рядов и шли сами по себе —   таких было множество. Они останавливались там, где находили немного дров для костра, на котором они могли приготовить кусок конины или немного муки —   если, конечно, им удавалось сберечь от своих товарищей эти жалкие крохи. Наши голодные солдаты совершенно не стеснялись напасть на любого одиноко бредущего человека, и последние считали себя счастливыми, если у них не отнимали еще и одежду. Разорив страну, мы, таким образом, уничтожили самих себя. Нужда и нищета нанесли нам решающий удар. Любой ценой было необходимо сохранить тех солдат, которые остались верны своим знаменам, и теми, кто, выполняя свой долг в арьергарде, нес на себе основную тяжесть атак противника и до сих пор сдерживал все его атаки. С другой стороны, покинувшие свои полки, и желавшие больше служить, конечно, не были достойны ни жалости, ни хорошего отношения. Дорога, по которой мы шли, была похожа на поле боя. Те, кто до сих пор сопротивлялся холоду и усталости, погибали от голода. Те, кто сохранил немного пищи, от слабости не могли продолжать путь и попадали в плен. Одни отмораживали руки и ноги и умирали прямо на снегу. Другие, те, кто ночевал в деревнях, погибали в пожарах, устроенных своими спутниками. В Дорогобуже мне довелось быть свидетелем эффекта, который оказал голод на солдата моего собственного полка. Он напоминал пьяного. Он был среди нас, но не узнавал никого из нас, он искал свой полк, он называл имена солдат своей роты и обращался к ним как к чужим, он шел пошатываясь, взгляд его был безумен. Он пропал в самом начале нашего марша, и я никогда больше не видел его. Среди нас были маркитанты и жены солдат, принадлежащих к полкам, которые шли перед нами. Многие из этих несчастных женщин имели детей, и, несмотря на всеобщий эгоизм, каждый старался помочь им. Один тамбурмажор несколько дней нес ребенка на руках, а те из наших офицеров, у кого имелись лошади, тоже позволяли этим людям пользоваться ими. Лично я тоже позволил одной женщине с ребенком несколько дней проехать в собственной повозке, но ведь этого же так мало! Как мы могли в данной ситуации сделать так, чтобы всем стало легче?

Покинув Дорогобуж, спустя два дня мы пришли в деревню Пнево-Слобода[59], что находится на берегу Днепра. Дорога обледенела так, что наши неправильно подкованные лошади еле держались на ногах. Ночь мы провели в заснеженном лесу.

Каждый входивший в состав арьергарда полк в полной мере испытал ярость беспрерывных атак врага. Основная часть армии продолжала идти так медленно, что мы скоро догнали 1-й корпус, шедший непосредственно перед нами. На мосту через Днепр образовался грандиозный затор —   еще за четверть лье до него дорога была сплошь завалена брошенными на произвол судьбы повозками и фургонами.

Утром 10-го, прежде чем перейти реку, нашей первой задачей было очистить мост и сжечь все эти повозки. Мы нашли в них несколько бутылок рома, что значительно улучшило наше настроение. Мой полк был поставлен позади арьергарда и весь день защищал дорогу, ведущую к мосту.

Лес, через который пролегала эта дорога, был заполнен ранеными, которых мы не могли взять с собой —   почти всех их убили казаки буквально на наших глазах. Су-лейтенант Руша неосторожно приблизился к подготовленному к взрыву фургону с боеприпасами и погиб вместе с ним. К вечеру войска форсировали Днепр, а мост был разрушен.

Было очень важно, задержать противника у реки, и, поскольку до Смоленска оставалось лишь одиннадцать лье, нам пришлось оставить предшествующие нам войска и занять позиции для обороны. Император даже полагал, что 3-й корпус придет в Смоленск менее чем за четыре или пять дней —   так что он действительно имел весьма слабое представление о реальном состоянии армии, и в частности, арьергарда.

В соответствии с поставленной задачей маршал Ней расставил свои войска так: