— 4-й полк был размещен на берегу Днепра, 18-й — позади, во второй линии. Свою штаб-квартиру маршал поместил на левом фланге 4-го, в небольшой, построенной для защиты переправы крепости, укрепленной частоколом. Генерала д’Энена и 93-й полк он отправил в деревню Пнево, на четверть лье влево, а 1-ю дивизию — вдоль берега Днепра на правый фланг. Вечером он сам присоединился ко мне и генералу Жуберу. Некоторое время мы прогуливались перед моим полком, и он акцентировал наше внимание на печальных последствиях нашей обороны Дорогобужа.
Противник догнал нас, он непрерывно ускорял наше отступление и заставлял нас бросать боеприпасы, обозы и раненых — и этого можно было бы избежать, если бы мы простояли в Дорогобуже менее суток. Генерал Жубер говорил о физической слабости солдат и об их унынии. Маршал тотчас ответил, что единственной их мыслью должна быть мысль о том, чтобы без колебаний пожертвовать своей жизнью, когда им представится возможность погибнуть в славном бою. Что касается меня, я был рад ответить, что я не оставил бы холмов Дорогобужа, если бы дважды не получил приказ отступать.
Утром 11-го ноября, пехота противника вышла на противоположный берег, и открыла огонь по 4-му полку. Нападение было настолько резким и внезапным, что их пули влетели в наш бивуак до того, как наши солдаты взяли в руки оружие. Наши вольтижеры сразу же вышли на берег, чтобы ответить на вражеский огонь. Однако из-за того, что противоположный берег порос лесом, а мы находились на открытом пространстве, сделало этот бой совершенно неравным. Наш 2-й батальон спрятался в крепости, а 1-й укрылся за грудой бревен.
Битва продолжалась перестрелкой между русской пехотой и батальоном в крепости. Здесь маршал провел весь день, и не только направлял огонь солдат, но и сам сделал несколько выстрелов. Я решил быть там же, полагая, что это мой долг — быть с той частью моего полка, которая находится в большей опасности. К вечеру русские переправились через Днепр, возле села, занимаемого 93-м, и сделали попытку окружить их. Генерал д’Энен покинул свою позицию и вернулся в крепость — за что получил суровый выговор от маршала Нея. Но слишком суровый. Во время войны, офицер, находящийся отдельно от основных сил дискреционные полномочия действовать, не дожидаясь приказов, которые могут и не дойти до него. Его могут обвинить в трусости, если он отступит, или в безрассудстве, если он подвергнет излишней опасности доверенные ему войска. Терпеть несправедливость — это одна из обязанностей военного, и, несомненно, один из самых болезненных. Генерал д’Энен надолго запомнил этот выговор, и это принесло нам много горя, об этом я еще расскажу. На следующий день, 12-го, в пять часов утра, 3-й корпус возобновил свой марш. Я продолжал защищать крепость до семи часов, а затем, согласно приказу, сжег ее и вернулся в нашу колонну. Правда, эта мода сжигать все на своем пути в данном случае, своеобразно покарала нас, ибо, определив по пожару, что мы уходим, враг произвел по нам несколько пушечных выстрелов, которые нанесли нам некоторый урон.
До Смоленска оставалось еще два дня марша, и эти два дня были не менее напряженными, чем предыдущие. Казаки постоянно беспокоили нас, и даже раз сделали серьезную, но безрезультатную попытку атаковать 18-й полк. 13-го нам пришлось пройти семь лье по совершенно обледеневшей после оттепели дороге, а кроме того, было невероятно холодно. Ветер дул настолько сильный, что случайно остановившись, мы рисковали быть сбитыми с ног. Такой отдых оказался обманчивым — он утомил нас еще больше. Наконец вечером, в полулье от Смоленска мы заняли оборонительную позицию за оврагом. Эта ночь подвела жирную финишную черту, в полной мере соответствующую масштабу всех пережитых нами страданий. Несколько солдат погибли от холода, многие отморозили руки и ноги. Радостно смотрели мы утром на башни Смоленска — места, где как мы предполагали, закончатся все наши беды, где мы найдем отдых и пищу — всего того, чего мы так долго были лишены.
Эти надежды, однако, были так далеки от воплощения, и удача, казалось, помогала только русским.
Стоявший на Двине генерал Витгенштейн 18-го октября взял Полоцк, а затем попытался отбросить 2-й и 6-й корпуса назад на Смоленскую дорогу. 9-й корпус, соответственно, вышел к ним на помощь.
А на другом конце театра войны, мир, заключенный между Россией и Турцией, позволил адмиралу Чичагову — командующему армией Молдавии, соединиться с корпусом Тормасова. Австрийцы отступили за Буг, и адмирал начал быстрый марш, чтобы захватить Минск, где мы имели огромные запасы, и тем самым помешать нашему переходу через Березину.