Воссоединение

У него еще хватило здравого смысла задуматься над иронией всего происходящего. Принимая во внимание то, через что он прошел, принимая во внимание все, что он испытал в своей короткой, но насыщенной жизни, то, что он погиб в конце концов от жажды, от простой нехватки воды, можно было рассматривать как почти благословение. В смерти он, наконец, обретет невзрачную человечность, к которой так долго стремился. Ему было жаль только Пипа, чья преданность ему привела к ее нежданной и почти одновременной кончине. В целом, однако, он предпочел бы не умирать. Пытаясь вызвать скрытые источники силы, он неуверенно подбежал к стене. Его руки рылись в гребне, но не нашли опоры и соскользнули. Когда его ослабленное тело откинулось назад, он потерял равновесие и обнаружил, что сидит, а не стоит на песчаной поверхности. Там, где он ударил, зерна были отодвинуты в сторону, чтобы открыть больше таинственного ребристого черного материала под ним. Не в первый раз с тех пор, как он спустился в беспорядочный лабиринт, он почувствовал что-то почти знакомое, даже почти узнаваемое в его окружении. К сожалению, в тот момент его мозг функционировал не более эффективно, чем все остальное. Попытка встать не удалась. Он остался сидеть, Пип с опаской порхал перед ним, пока он пытался вспомнить вкус и осязание простой воды. Память никак не успокаивала его иссохший организм. Помимо того факта, что вершина стены теперь казалась недосягаемой, если он не найдет жидкости к концу дня, он знал, что вряд ли увидит новый рассвет. Он чувствовал, что это должно быть где-то здесь. Собраны в ложбинке под одним из серо-черных контуров или бегут прямо под поверхностью пористого песка. Осталось только найти. Это, однако, означало вставать, ходить и искать — все действия, которые внезапно показались ему неподъемными. Ему даже не пришлось открывать рот, и Пип мог ощутить и оценить его страдания. Но он не мог сказать ей найти воду. Не то чтобы он должен был. Она так же нуждалась в живительной жидкости, как и он, и сразу же отправилась бы к ней, если бы нашелся источник. Подняв глаза, он тяжело вздохнул. Если он не сможет преодолеть это последнее препятствие, ему придется обойти его. Проклиная гравитацию, он с трудом поднялся на ноги. Ему потребовалось мгновение, чтобы убедиться, что он стоит прямо, и сохранить равновесие. Затем он продолжил идти, на этот раз направо. Слегка изъеденная эбеновая стена изгибалась от него, и он шел по ленте неизвестного материала, словно это была тропа под его ногами. Вокруг него другие формы и очертания искажались на фоне безоблачного голубого неба, в то время как инопланетные падальщики пикировали низко, проверяя надвигающуюся двуногую еду, жадно следя за ее все более медлительным продвижением. Его зрение начало расплываться. На гребне нерушимого вала появился провал. Неглубоко дыша, он напрягся и прыгнул, раскинув руки. Зацепившись пальцами за гладкий край, он каким-то образом подтянулся вверх и вниз. Дальняя сторона стены оказалась такой же гладкой и гладкой, как и та, которую он только что преодолел. Не в силах замедлить движение, он потерял равновесие и почувствовал, что падает, падает. Песок, закрученный ветром, поднялся ему навстречу. Кошмарные образы преследовали его по бесконечному лабиринту черных монолитов и колоннад, загадочных обелисков и волн жидкой сажи, застывших во времени. Они угрожающе дернулись, выпуская эбеновые ложноножки, чтобы попытаться сбить его с ног, когда он убегал от чего-то чудовищного, темнее темноты. Как черный пудинг, лабиринт грозил застыть вокруг него, задушив его ослабленное тело от пор до ноздрей. Она сгустилась вокруг его ног, удерживая его, всасывая в него пустое зло, подобного которому он никогда раньше не встречал. Если бы он обладал силой, он бы заскулил в своем оцепенении. Он не знал, проснулся ли он от глубокого сна или потерял сознание при падении. Как бы то ни было, звук голосов вывел его из бесчувствия. Они были сибилированы, любознательны и осуждены. Они тоже не были людьми. Он сохранил достаточно присутствия духа, чтобы лежать неподвижно с закрытыми глазами, не двигаясь, и слушать сварливую беседу, которая происходила над его распростертым телом и рядом с ним. Спирали Пипа напряглись у него на позвоночнике, между плечами. Нечеловеческие эмоции завладели его слабо восприимчивым сознанием.