Читаем Восстание полностью

Мы, однако, не находили особых причин для смеха в этом эпизоде. Но следует признаться, что мы были довольны, когда в тот воскресный вечер 2 декабря тысячи британских офицеров и военнослужащих гордой и мощной армии покинули все кафе в Эрец Исраэль, подчиняясь приказу генерала Баркера, переданному по всем войскам и призывавшему покинуть в организованном порядке еврейские города и оставаться в своих лагерях на страже. На страже чего? Нас забавляло то, что подразумевалось под этим приказом. И все же для нас это не было поводом для бурного веселья. У нас не было ровно никакого желания унижать взятых в плен офицеров. Мы не намеревались пороть британских солдат, как и не желали вообще сражаться с ними. То, что мы делали, было нам навязано насильно, против нашей воли. Мы предупредили британские власти и повторили предупреждение несколько раз. Все это неприглядное дело могло бы и не произойти. Порка была идеей англичан, а не нашей. В нашем арсенале не было ни кнута, ни розог. Один из поротых британских офицеров спросил у наших людей:

’’Почему вы делаете это?”

Бойцы Иргуна сказали ему, что его соотечественники сделали то же самое с Кимхи. Офицер долго молчал, казалось сказанное произвело на него впечатление. Позже, он попросил специальное удостоверение, в котором бы подтверждался факт его порки. Документ должен был быть подписан Иргун Цваи Леуми.

”А для чего вам этот документ?”

’’Мне он нужен. Если эти идиоты в моем правительстве будут опять пороть ваших людей, а вы, в свою очередь, будете пороть нас, то я не хочу попасться больше под ваш кнут”.

Офицеру так и не понадобилось наше удостоверение. Британское правительство никогда больше не пороло никого в Эрец Исраэль, ни евреев, ни арабов.

Но судьба распорядилась так, что за эту услугу, оказанную нами человеческому достоинству, мы должны были впоследствии заплатить дорогой ценой...

Глава XVII. ЭШАФОТ


Сарафанд-Црифин в весенний день 1946 года... Центральный военный лагерь британской армии гудел, как встревоженный улей. Пишущие машинки в учреждениях выстукивали письма, приказы, телеграммы, доклады. Склады получали и выдавали военные материалы. Сарафанд — главный штаб британской армии на Ближнем Востоке — кипел жизнью хорошо налаженной и отрегулированной машины.

Хитроумная система охраны была размещена в лагере. Высокие многорядные заборы из колючей проволоки опоясывали лагерь со всех сторон. Вход был разрешен лишь через ворота, в которых каждый входящий подвергался тщательному допросу. Самые невероятные меры безопасности не считались в то неспокойное время излишними. ’’Террористы, — говорилось в секретных военных приказах, — хитры и храбры. Они делают дневные вылазки и совершают нападения на расположения наших военных лагерей и уносят из наших арсеналов большие количества оружия и другого военного снаряжения. Охрана должна быть особо тщательной.”

Казалось маловероятным, чтобы ’’иргунисты” осмелились совершить налет на Сарафанд, лагерь из лагерей, где располагались соединения Шестой королевской военновоздушной дивизии и знаменитый полк гусар, где размещались тысячи солдат. Однако, караульные на наблюдательных вышках должны непрерывно следить за всеми подходами к лагерю, за колючим забором, за складами, арсеналами... Так, на всякий случай... Это множество глаз оказалось бесполезным.

Весенним днем 1946 года к одним из ворот Сарафанда прибыло соединение британской армии, состоящее из еврейских солдат. Они прибыли получить приказ о демобилизации. Их бумаги были в порядке. Их присутствие в Сарафанде казалось вполне нормальным: демобилизация была в полном разгаре. Поэтому еврейские военнослужащие британской армии, прибывшие получить свои документы, не вызвали подозрения.

Солдаты эти, однако, не пошли к штабу. Они направились прямо к арсеналам и складам со снаряжением. Они не заинтересовались документами — их целью было достать оружие. Но судьба не улыбнулась им в тот весенний день. Военный склад, который был указан в выданных им инструкциях, оказался пустым. Поэтому им пришлось покинуть Сарафанд с пустыми руками. Довольно странно, но никто даже не поинтересовался ими, и до последнего дня британского мандата в Эрец Исраэль командование Сарафанда так никогда и не узнало об этом визите членов Иргун Цваи Леуми в расположение знаменитого военного лагеря.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное