Восстание

Мандатное правительство Палестины ввело в действие новые чрезвычайные законы, по которым каждый гражданин Палестины мог быть подвергнут аресту, депортации и казни. Правоведы утверждали, что даже в нацистской Германии не было таких драконовских законов. ”Кол Исраэль” объявил от имени движения сопротивления, что любая попытка претворить эти законы в жизнь будет расцениваться как преступление и те, кто станут орудием исполнения этих человеконенавистнических законов, будут считаться преступниками. Мы были несказанно рады достойной отповеди Хаганы. К сожалению, дальше слов дело не пошло.

В полном соответствии с новыми законами, Ашбель и Шимшон предстали перед военным судом. Задача, стоявшая перед тремя британскими офицерами, судившими Ашбеля и Шимшона, была очень простой.

В пьесе Бернарда Шоу ’’Ученик дьявола”, повествующей об американской войне за независимость, генерал Бургойн, разгневанный самовольным решением офицера, майора Свиндона, повесить повстанца, священника Андерсена, говорит раздраженно: ”... Вы ответственны за то, что мы должны повесить его, поэтому чем скорее он будет повешен, тем лучше”. На это Свиндон отвечает: ”Мы назначили казнь на 12 часов. Осталось только судить его”.

Для британских офицеров, которые судили Ашбеля и Шимшона, сам процесс был несущественной, но необходимой прелюдией к неизбежному повешению. Офицеры руководствовались чем-то, что никак не было похоже на закон. Перед ними были всего лишь два террориста и параграф в скромной брошюрке, озаглавленной ’’Чрезвычайные законы обороны”.

Главный офицер военного трибунала, назначавший судей, должен был и утвердить приговор. Слушание было кратким. Свидетели заявили, что Ашбель и Шимшон участвовали в нападении на военный склад в Сарафанде. Судьи совещались всего несколько минут. Затем они надели свои форменные фуражки, и председательствующий произнес слова приговора в традиционной формулировке: ”... Повесить за шею и ждать, пока вы будете мертвы”.

Мы не сомневались в готовности наших ребят принять смерть. Но именно поэтому долгом руководства Иргуна было сделать все, что в его силах, чтобы сохранить жизнь Ашбеля и Шимшона.

Мы понимали, что обычная защита — нанять опытного адвоката — не повлияет ни в коей мере на результат процесса. Наше решение в пользу политической борьбы в зале суда было подкреплено письмом, переданным нам из тюрьмы Шимшоном. В письме содержался призыв, в котором мы не могли отказать. Шимшон писал:

”... Я решил вести себя так, как подобает еврейскому бойцу, прошедшему школу Иргуна. Единственная возможность, которую они не смогли отнять у меня — это право высоко держать это знамя. Более того, я верю, что ничем не облегчу своей участи, если откажусь от политического заявления. Я хочу, чтобы мой суд послужил той идее, за которую я боролся и за которую погибну. Ваша забота о моей жизни совершенно неуместна. Я часто смотрел смерти в лицо и всегда чувствовал, что выполняю тем самым мой долг и мою миссию борца. Не следует слишком переживать. Я готов принять любой приговор. Я выполнил мой долг солдата Иргуна”.

Таким образом, оба члена Иргун Цваи Леуми предстали перед судом не в качестве обвиняемых, а в качестве обвинителей. Ашбель сказал судьям:

’’Ваши правители отобрали у нас нашу собственную страну и ввели в ней законы варварской тирании. Бог лишил их разума, ослепил и предназначил им разложение и упадок. Как бы там ни было, вы не сломите дух еврейского народа и не уничтожите жажду и стремление к свободе в сердцах его сыновей. Вы можете считать мое заявление ярким свидетельством решимости 600000 тысяч евреев, объединенных в священной борьбе за освобождение своей родины от иностранного засилья”.

А Шимшон, который обстоятельно объяснил, почему он не признает право военного трибунала судить его, заявил: ”Вы можете сажать нас в тюрьмы и заковывать в цепи, но у вас нет никакого законного права судить нас. Мы никогда не признаем того, что вы являетесь судьями, а мы подсудимыми. Не может быть справедливости без закона. Закон же кулака не является законом. Когда он вступает в силу, то нет ни судей, ни подсудимых. С одной стороны, есть угнетатели, а с другой — их жертвы”. И он заключил: ’’Наш народ появился на исторической сцене задолго до вас, и он останется там после того, как вы уйдете в небытие”.

Когда приговор был вынесен, Ашбель и Шимшон, поднявшись, запели национальный гимн ’’Атикву”.

’’Странно, — писал Шимшон из своей камеры, — в течение двух дней, проведенных в камере смертников, я ни разу не подумал об ожидающей меня смерти. Вы можете сказать, что я потерял чувство реальности, что я не осознаю всей серьезности моего положения. Нет, мой друг. Я знаю, что ожидает меня. Но я уверен, что моя смерть приблизит нас на шаг к победе. Нашей смертью и жертвами мы создадим свободное Государство для нашего народа, который будет знать, как и зачем оно существует”.

Ашбель писал просто: