Английская записка характеризует положение в лагере Болотникова после измены И. Пашкова выразительными словами: «Враг находился в смятении от ухода одного из своих главных вождей и внутренних раздоров». К этому надо добавить, что и измена И. Пашкова и потери, понесенные Болотниковым в боях 26–27 ноября, несомненно ослабили его войско и в чисто военном отношении. Вынужденный отступить в Коломенское, Болотников засел там в своем остроге («…бегоша на Коломенское и в остроге своем седоша)»[944]
.Английская записка верно определяет причины неудачи наступления Болотникова, отмечая, что осуществление плана «замкнуть блокаду» Москвы было предпринято «слишком поздно (
Это новое соотношение сил ощутительно сказалось в боях 26–27 ноября. И оно еще более изменилось в пользу Шуйского в результате этих боев, создавших исключительно благоприятную обстановку для нанесения Шуйским решающего удара по Болотникову и ликвидации осады Москвы.
Этот удар и последовал 2 декабря 1606 г.
Наиболее крупным событием за неделю, отделявшую 2 декабря от сражения 27 ноября, был приход к Москве на помощь Шуйскому смоленских и ржевских полков.
Можно думать, что первые отряды смольнян пришли к Москве 28 ноября. Грамота патриарха Гермогена, указывая, что смоленским и ржевским полкам (собиравшимся в Можайске) было «велено» быть к Москве 29 ноября, отмечает, что «те все ратные люди, тех прежреченных всех городов Смоленский и Ржевския Украйны пришли к Москве, а иные идут»[946]
. Наиболее вероятно датировать написание этой грамоты днем 28 ноября. В пользу такой датировки говорит то, что в грамоте Гермогена содержится описание сражения, бывшего 27 ноября; следовательно, она не могла быть написана раньше 28 ноября (ибо, по сообщению А. Стадницкого, сражение 27 ноября продолжалось до самого вечера). С другой стороны, в Ростове митрополитом Филаретом, которому была адресована грамота патриарха, она была получена 30 ноября[947]. Для доставки же грамоты из Москвы в Ростов требовалось не меньше двух дней[948].Таким образом, сообщая о приходе смольнян, патриарх Гермоген, очевидно, имел в виду событие дня написания грамоты. В пользу такого определения дня прихода смольнян в Москву свидетельствует и то, что ни Гермоген, ни другие источники не говорят об участии смольнян в сражении 27 ноября. Правда, «Иное Сказание» упоминает, говоря о приходе двинских стрельцов, также и смольнян, но эти места о смольнянах производят впечатление вставки в основной текст, и дальнейший рассказ повести никак не связан с смольнянами[949]
. Но (как это отмечено и в грамоте патриарха Гермогена) приход смольнян продолжался в течение нескольких дней, вплоть до 1 декабря. Эту последнюю дату позволяет установить указание «Нового Летописца», что генеральное сражение с Болотниковым произошло «на завтрее же прихода смольнян»[950].Приход ратных людей к Москве не ограничивался одними смольнянами. Разряды отмечают, что «пришли к Москве смольняне и иные городы»[951]
. Эта формула — «иные городы» — в одной из разрядных записей приобретает более конкретный вид: «А как Смольняне пришли к Москве и из городов из Замосковных почали збиратца»[952].Переход Шуйского от оборонительной тактики к решительному наступлению был осуществлен им под прямым и непосредственным воздействием боярства и верхов Московского посада. В английской записке мы находим очень интересную характеристику позиции этих кругов во время осады Москвы.
Отметив, что угроза захвата Москвы Болотниковым вызывала сильное «беспокойство» у «бояр и лучших горожан», автор записки сообщает, что «эти бояре и лучшие горожане» (