День 27 ноября, помимо победы над Болотниковым, ознаменовался для Шуйского еще одним успехом. Этот успех состоял в переходе на сторону царя И. Пашкова с его отрядом.
В литературе по-разному датируется день измены И. Пашкова. В то время как большинство историков, начиная с Карамзина и вплоть до Платонова, относят измену И. Пашкова к последнему, решающему сражению 2 декабря 1606 г., — Костомаров связывает измену И. Пашкова с сражением у Рогожской слободы и датирует переход И. Пашкова на сторону Шуйского 26 ноября[930]
. Такое расхождение мнений объясняется отсутствием единства в свидетельствах источников по данному вопросу. В основе датировки Карамзина (и следующих ему в данном вопросе позднейших исследователей) лежат те данные, которые сообщают о И. Пашкове официальные грамоты Шуйского, разосланные по городам по случаю победы над Болотниковым. Соответствующее место царской грамоты гласит: «…декабря в 2 день послали на тех воров бояр своих и воевод со многими людьми, и божиею милостью... бояры наши и воеводы тех воров всех побили на голову, а Истому Пашкова да Митьку Беззубцова и многих атаманов и казаков живых поймали и к нам привели»[931].Именно, основываясь на этой грамоте, Карамзин считал, что «сие (переход И. Пашкова на сторону Шуйского. —
Сказанное в равной мере относится и к датировке Костомарова, который также не мотивирует свою точку зрения, ограничиваясь лишь ссылкой на Петрея.
Среди русских источников первое место по важности для выяснения вопроса об измене И. Пашкова должно принадлежать повести «Иного Сказания». Именно этот источник содержит наиболее точный и конкретный рассказ о том, как и когда И. Пашков перешел на сторону Шуйского. Однако «Иное Сказание» не указывает даты дня измены И. Пашкова. Это обстоятельство давало возможность историкам по-разному интерпретировать рассказ повести. Основной вопрос, который при этом надлежало разрешить исследователям, — это вопрос о том, что за сражение имел в виду автор повести, рассказывая о том, как во время этого сражения И. Пашков «зело устрашися и приезжает ко царю Василию»[932]
. Как мы видели, историки по-разному решали этот вопрос: то считая, что здесь речь идет о сражении 26 ноября (До опубликования А. Гиршбергом в 1899 г. дневника С. Немоевского, в тексте которого сохранилось письмо А. Стадницкого, наличный состав источников не давал возможности точно решить вопрос, в каком из сражений Василий Шуйский принял непосредственное участие. Только этим, конечно, можно объяснить то, что в своих «Очерках по истории Смуты», вышедших в 1899 г., но написанных до появления в свет дневника С. Немоевского, Платонов счел возможным пересмотреть мнение Костомарова, связывавшего предводительство Василия Шуйского над войсками с боем 26 ноября, и отнести личное участие Шуйского в военных действиях к последнему сражению под Москвой, «когда сам царь Василий 2-го декабря напал из Москвы на мятежников»[934]
. Любопытно отметить при этом, что, по-разному датируя это событие, Костомаров и Платонов почти в тождественных выражениях описывают выезд царя, пользуясь повестью «Иного Сказания»[935].Опубликование письма А. Стадницкого существенным образом изменило положение с источниками. Мы видели выше, что А. Стадницкий в своем письме полностью подтверждает рассказ «Иного Сказания» о сражении, в котором участвовал Василий Шуйский, и вместе с тем точно датирует это сражение днем 27-го ноября (7 декабря). Таким образом, из двух имевшихся в литературе интерпретаций рассказа «Иного Сказания» верной оказалась интерпретация Костомарова (с той поправкой, что сражение было не 26-го, как думал Костомаров, а 27 ноября). Напротив, мнение по этому вопросу Платонова следует признать ошибочным.