Читаем Восстание Болотникова 1606–1607 полностью

День 27 ноября, помимо победы над Болотниковым, ознаменовался для Шуйского еще одним успехом. Этот успех состоял в переходе на сторону царя И. Пашкова с его отрядом.

В литературе по-разному датируется день измены И. Пашкова. В то время как большинство историков, начиная с Карамзина и вплоть до Платонова, относят измену И. Пашкова к последнему, решающему сражению 2 декабря 1606 г., — Костомаров связывает измену И. Пашкова с сражением у Рогожской слободы и датирует переход И. Пашкова на сторону Шуйского 26 ноября[930]. Такое расхождение мнений объясняется отсутствием единства в свидетельствах источников по данному вопросу. В основе датировки Карамзина (и следующих ему в данном вопросе позднейших исследователей) лежат те данные, которые сообщают о И. Пашкове официальные грамоты Шуйского, разосланные по городам по случаю победы над Болотниковым. Соответствующее место царской грамоты гласит: «…декабря в 2 день послали на тех воров бояр своих и воевод со многими людьми, и божиею милостью... бояры наши и воеводы тех воров всех побили на голову, а Истому Пашкова да Митьку Беззубцова и многих атаманов и казаков живых поймали и к нам привели»[931].

Именно, основываясь на этой грамоте, Карамзин считал, что «сие (переход И. Пашкова на сторону Шуйского. — И. С.) случилось не прежде 2-го декабря» 6. Однако грамота Шуйского отнюдь не может рассматриваться как источник, утверждения которого имеют силу бесспорных доказательств. Напротив, она, как и все грамоты этого царя, требует весьма критического подхода. Насколько неосторожно было бы принимать сведения, сообщаемые рассматриваемой грамотой, без предварительной проверки их с помощью других источников, можно видеть хотя бы из утверждения грамоты, что И. Пашков был взят в плен, хотя и русские и иностранные источники единодушны в признании факта добровольного перехода И. Пашкова на сторону Шуйского. Очевидно, таким образом, что и вопрос о времени и обстоятельствах измены И. Пашкова должен разрешаться на основании всей совокупности данных, имеющихся в источниках.

Сказанное в равной мере относится и к датировке Костомарова, который также не мотивирует свою точку зрения, ограничиваясь лишь ссылкой на Петрея.

Среди русских источников первое место по важности для выяснения вопроса об измене И. Пашкова должно принадлежать повести «Иного Сказания». Именно этот источник содержит наиболее точный и конкретный рассказ о том, как и когда И. Пашков перешел на сторону Шуйского. Однако «Иное Сказание» не указывает даты дня измены И. Пашкова. Это обстоятельство давало возможность историкам по-разному интерпретировать рассказ повести. Основной вопрос, который при этом надлежало разрешить исследователям, — это вопрос о том, что за сражение имел в виду автор повести, рассказывая о том, как во время этого сражения И. Пашков «зело устрашися и приезжает ко царю Василию»[932]. Как мы видели, историки по-разному решали этот вопрос: то считая, что здесь речь идет о сражении 26 ноября (Костомаров), то относя рассказ повести к сражению 2 декабря (Платонов). Рассказ повести, однако, содержит данные, позволяющие более точно и определенно датировать то сражение, о котором в нем идет речь. Этими данными является личное участие в сражении самого царя Василия Шуйского. И. Пашков изменил Болотникову именно после того как, «видев царя Василия толь храбра и смела, со своими воеводами и со всеми воинствы из града изшедша, веселы и смелы, на брань»[933].

До опубликования А. Гиршбергом в 1899 г. дневника С. Немоевского, в тексте которого сохранилось письмо А. Стадницкого, наличный состав источников не давал возможности точно решить вопрос, в каком из сражений Василий Шуйский принял непосредственное участие. Только этим, конечно, можно объяснить то, что в своих «Очерках по истории Смуты», вышедших в 1899 г., но написанных до появления в свет дневника С. Немоевского, Платонов счел возможным пересмотреть мнение Костомарова, связывавшего предводительство Василия Шуйского над войсками с боем 26 ноября, и отнести личное участие Шуйского в военных действиях к последнему сражению под Москвой, «когда сам царь Василий 2-го декабря напал из Москвы на мятежников»[934]. Любопытно отметить при этом, что, по-разному датируя это событие, Костомаров и Платонов почти в тождественных выражениях описывают выезд царя, пользуясь повестью «Иного Сказания»[935].

Опубликование письма А. Стадницкого существенным образом изменило положение с источниками. Мы видели выше, что А. Стадницкий в своем письме полностью подтверждает рассказ «Иного Сказания» о сражении, в котором участвовал Василий Шуйский, и вместе с тем точно датирует это сражение днем 27-го ноября (7 декабря). Таким образом, из двух имевшихся в литературе интерпретаций рассказа «Иного Сказания» верной оказалась интерпретация Костомарова (с той поправкой, что сражение было не 26-го, как думал Костомаров, а 27 ноября). Напротив, мнение по этому вопросу Платонова следует признать ошибочным.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1941. Победный парад Гитлера
1941. Победный парад Гитлера

В августе 1941 года Гитлер вместе с Муссолини прилетел на Восточный фронт, чтобы лично принять победный парад Вермахта и его итальянских союзников – настолько высоко фюрер оценивал их успех на Украине, в районе Умани.У нас эта трагедия фактически предана забвению. Об этом разгроме молчали его главные виновники – Жуков, Буденный, Василевский, Баграмян. Это побоище стало прологом Киевской катастрофы. Сокрушительное поражение Красной Армии под Уманью (июль-август 1941 г.) и гибель в Уманском «котле» трех наших армий (более 30 дивизий) не имеют оправданий – в отличие от катастрофы Западного фронта, этот разгром невозможно объяснить ни внезапностью вражеского удара, ни превосходством противника в силах. После войны всю вину за Уманскую трагедию попытались переложить на командующего 12-й армией генерала Понеделина, который был осужден и расстрелян (в 1950 году, через пять лет после возвращения из плена!) по обвинению в паникерстве, трусости и нарушении присяги.Новая книга ведущего военного историка впервые анализирует Уманскую катастрофу на современном уровне, с привлечением архивных источников – как советских, так и немецких, – не замалчивая ни страшные подробности трагедии, ни имена ее главных виновников. Это – долг памяти всех бойцов и командиров Красной Армии, павших смертью храбрых в Уманском «котле», но задержавших врага на несколько недель. Именно этих недель немцам потом не хватило под Москвой.

Валентин Александрович Рунов

Военная документалистика и аналитика / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное