Восстание Болотникова 1606–1607

Рассказывая о допросе стрельцов-перебежчиков, А. Стадницкий приводит еще одно очень важное сообщение. По его словам, стрельцы «сообщили и то, что (осаждающие. — И. С.) в прошлую ночь все телеги и всякую сволочь (lud błahy) отправили прочь, но сами остались, намереваясь истомить город и не пропускать подвоза припасов»[913]. Из этого показания перебежчиков мы узнаем о новом плане руководителей восстания, о их намерении коренным образом изменить свою тактику путем установления полной блокады Москвы. Вряд ли может быть сомнение в том, что толчком к этому послужила именно измена рязанцев. Явившись своего рода сигналом, свидетельствовавшим об опасных процессах, развивавшихся внутри осаждавшего Москву войска, измена рязанцев активизировала тактику Болотникова, заставила его пойти на решительные шаги для скорейшего достижения главной цели — взятия Москвы.

Английское донесение о восстании Болотникова определяет существо нового плана Болотникова формулой «замкнуть блокаду» Москвы (to blocke it upp).

Осуществление этого плана началось 26 ноября наступлением войск Болотникова. В грамоте патриарха Гермогена эта операция изображена так: «Умыслили, бесом вооружаеми, те проклятые богоотступники и крестьянские губители, бесом собранный свой скоп разделити на двое и послали половину злого своего скопу из Коломенского, через Москву реку, к тонной к Рогожской слободе, и ноября в 26 день... вниде слух во уши государю... что те злодеи перешли Москву-реку»[914]. Эта. характеристика военных действий Болотникова находит свое подтверждение в письме А. Стадницкого. По Стадницкому, события развивались следующим образом: «Дня 6-го декабря. Была стычка городских с противной стороной в одной миле от города, близ деревни Карачарово (Kraczorowa). Когда около 2000 пехотинцев противной стороны или воров перебралось через реку Москву к Красной слободе (село эго лежит невдалеке от города и густо населено), они были тотчас же открыты подъездниками, или, по нашему, стражею великого князя, а затем на поддержку стражи было отправлено два или три полка. Передают, что тех из противной стороны легло не мало»[915].

Таким образом, А. Стадницкий частью конкретизирует данные, содержащиеся в грамоте Гермогена (называя количество человек, входивших в отряд, перешедший Москву-реку), частью сообщает совершенно новые сведения. Из этих сведений особый интерес представляет указание на то, что отряд, посланный Болотниковым, был открыт «стражей» войска Шуйского около «Красной слободы» и что «стычка» между войсками Болотникова и Шуйского произошла «близ деревни Карачарово».

Сопоставляя данные сообщения А. Стадницкого с данными грамоты Гермогена, мы должны притти к выводу о том, что в этих источниках по-разному определяется место, где развертывались события. По свидетельству грамоты Гермогена, это был район Рогожской слободы, по Стадницкому же — район Красной слободы и деревни Карачарово. Географические данные, сообщаемые А. Стадницким, однако, не только находятся в противоречии с грамотой Гермогена, но и являются внутренне противоречивыми. Прежде всего следует отметить то обстоятельство, что в Москве не было Красной слободы, о которой говорится в письме А. Стадницкого. Употребляя это название, А. Стадницкий, очевидно, имел в виду Красное село — одну из подмосковных слобод, расположенную (за рекой Яузой) на северо-восток от Москвы. Но такое толкование названия «Красная слобода» исключает возможность нахождения Красной слободы рядом с деревней Карачарово, расположенной к юго-востоку от Москвы и отделенной от Красного села Яузой и значительным расстоянием[916]. В то же время, если мы оставим в стороне вопрос о Красной слободе и сопоставим сообщение А. Стадницкого о том, что отряд Болотникова наткнулся на стражу Василия Шуйского «близ деревни Карачарово», с показаниями грамоты Гермогена, что войско было послано Болотниковым «к тонной к Рогожской слободе», то мы не найдем никакого противоречия между этими данными. Напротив, они взаимно подкрепляют друг друга, ибо деревня Карачарово и Рогожская слобода расположены в непосредственной близости друг от друга. Но в таком случае остается лишь одно возможное объяснение: очевидно, А. Стадницкий ошибочно назвал «Красной слободой» Рогожскую слободу. Возможность такой ошибки вытекала из того, что А. Стадницкий был иностранец и легко мог спутать название местности. Допустить такую ошибку А. Стадницкий мог тем легче, что в описываемый им момент важные события развертывались также и в Красном селе.