Восстание Болотникова 1606–1607

Свидетельством удара, нанесенного восстанием Болотникова крепостническому строю отношений в деревне, являются также челобитные помещиков Василию Шуйскому, относящиеся ко времени восстания, с жалобами на свое разорение от действий восставших.

Образцом такого рода челобитных является челобитная служилых татар Б. Собанина и И. Девлеткозина от апреля 1607 г., в которой челобитчики заявляют царю, что их «поместейца в Московском уезде, и в Коломенском, и в Боровском, и то, государь, от твоих государевых изменников розорены без остатка»[1537]. Другой помещик, тулянин С. Ушаков, указывает на то, что он «разорен без остатку: твое царское жалованье поместейце у меня было на Туле и то пусто, а животишка, государь, мое розграбили твое государевы изменники Самолко Хохоновской с товарыщи без остатку»[1538]. Этот процесс «разорения» помещиков во время восстания Болотникова принял столь крупные размеры, что вынудил правительство Шуйского предпринять для поддержки таких помещиков ряд чрезвычайных мер в виде издания указов о выдаче денежного и хлебного «корма» «детям боярским разореным»[1539].

Если ко всему сказанному добавить еще такое явление, как рост побегов крестьян в 1606–1607 гг., имевший место в тех уездах, которые оставались под властью Шуйского, то получится достаточно определенная картина социальной природы восстания Болотникова, его антикрепостнической сущности.

Если по своей объективной сущности восстание Болотникова было восстанием крепостных крестьян против феодального гнета, то идеологической оболочкой восстания Болотникова был лозунг «царя Димитрия».

Источники неоднократно отмечают эти «царистские» моменты в движении Болотникова. Так, в «Карамзинском Хронографе» политическая позиция участников восстания Болотникова выражена формулой: «...стояли за царя Дмитрея и за племянника его Петрушку»[1540]. По свидетельству грамоты патриарха Гермогена, в «листах», которые рассылались восставшими по городам, население городов призывалось «целовати крест мертвому злодею и прелестнику Ростриге, а сказывают, его проклятого жива»[1541]. Церемония целования креста на имя «царя Димитрия» являлась актом, оформлявшим присоединение данной местности или города к восстанию Болотникова. По характеристике «Карамзинского Хронографа», «прелесть и смута» в Украинных, Польских и Северских городах начались с того, что «по городам от царя Василья отложились и целовали крест царю Дмитоею Ивановичу всеа Русии»[1542]. Совершенно так же изображает начало восстания Болотникова и английская записка, по словам которой восставшие города «отказались от своей присяги нынешнему государю и принесли новую присягу предполагаемому в живых Димитрию»[1543]. Наконец, из грамоты патриарха Гермогена в Казань от 22 декабря 1606 г. мы узнаем и о самой процедуре целования креста «царю Димитрию», состоявшей в том, что все жители данного города «целовали... крест по записи царевичу Дмитрею Углецкому» (т. е. «царю Димитрию». — И. С.)[1544].

Если целование креста «царю Димитрию» играло роль акта присоединения к восстанию Болотникова, то отказ целовать крест «царю Димитрию» означал разрыв данного лица с восставшими и переход его на сторону врагов восстания. Так, князь Бахтеяров-Ростовский и его сторонники были «побиты» в Путивле именно «за то, что Вору крест не целовали»[1545]. Та же участь едва не постигла сборщика «даточных» людей для Василия Шуйского — Петра Благово: завербованные им «даточные» люди, перешедшие на сторону противников Шуйского, обвинили П. Благово в том, что он «царю Дмитрею креста не целовал и их к кресту не приводил»[1546].

Вера в «царя Димитрия» была в равной мере присуща и самому Болотникову, считавшему себя «большим воеводой» «царя Димитрия» (Буссов). Недаром в польских источниках Болотников фигурирует под именем «гетмана царя Димитрия» (Hetman Dymitrów)[1547], а одна из разрядных записей называет его «боярином» «царевича» Петра[1548].

Приведенные данные ярко демонстрируют «царистские» черты в движении Болотникова[1549].

«Царистская» идеология — важнейшая черта крестьянских движений в России XVII–XVIII вв. «...Говоря о Разине и Пугачеве, никогда не надо забывать, что они были царистами: они выступали против помещиков, но за «хорошего царя». Ведь таков был их лозунг»[1550]. Эта сталинская формула, вскрывающая сущность идеологической оболочки восстаний крестьян в России против феодального гнета, целиком приложима и к восстанию Болотникова.

В отличие от средневековых крестьянских движений в Западной Европе, где классовая борьба носила «религиозный отпечаток», а «интересы, потребности и требования отдельных классов скрывались под религиозной оболочкой»[1551], в России религиозный момент в крестьянских восстаниях играл весьма незначительную роль, и идеологической оболочкой этих восстаний являлся лозунг о «хорошем царе».