Восстание Болотникова 1606–1607

Характеристику того, что произвело в рязанской деревне восстание Болотникова, дает челобитная тяглецов черной слободы города Переяславля-Рязанского боярам — руководителям первого земского ополчения — в 1611 г. Челобитная рязанских чернослободцев раскрывает исключительную по яркости картину деревни, ставшей в годы восстания Болотникова свободной от крепостнических отношений. По словам челобитчиков, с тех пор как «[зача]лась межюусобная брань, со 114 году да по нынешней по 119 год»: «дворянские и детей боярских крестьяне во все те во смутные годы с нами з городцкими людьми городовых и острожных поделак не делывали, и рвов не копали, и башень не де[лали], и в государеву казну никаких податей не давали… и повозак никаких не возили, и запасов не довали и не делывали. Да по нашим же, государи, дворишкам стояли резанцы, дворяне и дети боярские, з женами, и з детьми, и с людьми 5 лет, и обида нам и насильство великоя, нас, и жон наших и детишек бьют, и животи[ни]шка наше всякое бьют, и посудьем всяким владеют насильством, и дворишка наши обжигают. Да нынеча резанцы дети боярские з женами, и з детьми и с людьми стоят по нашим же дворишкам мимо своих поместей»[1528]. Итак, начиная со «114», т. е. 1606 г., рязанские помещики оказались «мимо своих поместей», будучи вынужденными укрыться от воевавших мужиков за стенами Переяславля-Рязанского. Рязанские же мужики, «дворянские и детей боярских крестьяне» сделались свободными от крепостнических повинностей как в пользу своих господ, так и «в государеву казну».

Мы не имеем возможности проследить дальнейшие последствия этих социальных перемен в рязанской деревне: что стало, например, с помещичьей землей, была ли она захвачена крестьянами и превращена в крестьянскую пашню и т. д.

Для этого рязанские материалы данных не дают. Но, обращаясь к документам, относящимся к другому району, к Темниковскому уезду, мы получаем возможность ознакомиться с борьбой крестьян именно в данном плане как с борьбой за землю.

В августе 1611 г. «по указу великие Российские державы Московского государства бояр и воевод» (т. е. Трубецкого и Заруцкого) темниковскому посадскому целовальнику и площадному подьячему было предписано «отделити и отмежевати старую вотчину, Темниковского уезда, Рождества пречистыя богородицы Пурдышского монастыря игумену Арсенью з братьею, по-прежнему в вотчину, что были отняли у монастыря тое вотчинную землю Темниковского уезду, села Девичья Рукава крестьяне деревни Полянской, староста Федосейко да Иванко Максимов да Васька Мошейцов с товарищи, хле[б] насильством поймали, и межу старую перепахали, и грани столбы повыметали, а которые были грани набиты на стоячем деревье, и те грани деревье по-выжгли... и владели самовольством воровским»[1529] Из приведенного текста не видно, к какому именно году относится захват крестьянами монастырской земли. Но для нас в данном случае существенным является не определение точной даты, когда имел место тот или иной конкретный случай захвата крестьянами земель феодалов, а самый факт этих захватов, в которых находило свое выражение «воровское самовольство» восставших крестьян.

Замечательно стремление захвативших монастырскую землю крестьян уничтожить всякие следы знаков феодальной собственности на эту землю: крестьяне перепахивают межи, «выметывают» межевые столбы, выжигают «грани» на деревьях. Те же черты в действиях восставших крестьян отмечает челобитная игумена Андриановой пустыни Елатемского уезда, указывающая на то, что «как городы были в смуте, и Темниковские, и Кадомские татаровя, и мордва, и всяки ратные люди приходили в Ондреянову пустыню и монастырь разорили… и прежние де государей жаловалные грамоты тут же поймали»[1530].

Сводя воедино все то, что сохранилось в источниках относительно антикрепостнической сущности борьбы крестьян в восстании Болотникова, следует привести и свидетельство челобитной игумена Антониево-Сийского монастыря, относящейся по времени до 5 декабря 1607 г., о том, что «монастырские крестьяне ему, игумену, учинились сильны, наших (т. е. царских. — И. С.) грамот не слушают, дани и оброку и третного хлеба им в монастырь не платят, как иные монастырские крестьяне платят, и монастырсково изделья не делают, и ни в чем его, игумена з братьею, не слушают»[1531].