Восстание Болотникова 1606–1607

Ничего подобного не произошло с Болотниковым. Он не только не оказался в числе деятелей лагеря Шуйского, но сразу же после падения Тулы был схвачен, заключен в тюрьму, а затем и казнен.

Все это заставляет искать новых объяснений мотивам, которыми руководствовался Болотников при капитуляции Тулы.

Выше, давая обзор иностранных свидетельств о падении Тулы, мы отметили особую важность сведений, содержащихся в польском письме, приводимом В. Диаментовским. Значение данного свидетельства, однако, не исчерпывается тем, что характер источника, содержащего рассматриваемое свидетельство, говорит в пользу достоверности этого свидетельства.

Особая ценность свидетельства польского письма состоит в том, что, сообщая о переговорах между Болотниковым и Шуйским и о «контракте», заключенном вождем восставших с царем, письмо поляка-анонима указывает и мотивы, которыми руководствовался Болотников в своих переговорах с Шуйским. В отличие от Буссова и в прямую противоположность его объяснению мотивов капитуляции Болотникова, польское письмо рассматривает переговоры Болотникова с Шуйским как определенный тактический прием Болотникова, как его попытку «устроить некоторую штуку», т. е. обмануть царя и ценой потери Тулы спасти свое войско и самого себя. Болотникову, однако, не удалось осуществить свой маневр, его «штука» «не вышла», царь разгадал намерения Болотникова, и, в то время как люди Болотникова «ушли из Тулы по заключенному им договору», «сам он остался в оковах».

Такая интерпретация действий Болотникова, приведших его к переговорам с Шуйским, представляется нам несравненно ближе к истине, чем та, которую дает Буссов. Следует тем не менее признать, что большая правдоподобность версии польского источника сама по себе еще не может служить достаточным доказательством ее достоверности. В данном случае, однако, в пользу именно данной версии можно привести свидетельство источников, и притом свидетельство исключительной важности.

В литературе о Болотникове, насколько я знаю, осталась неиспользованной одна из записей дневника В. Диаментовского о Болотникове. Запись эта датируется 10 марта н. ст.1608 г. и сообщает наиболее поздний по времени факт из биографии Болотникова. Запись имеет следующий вид:

«Привезли сюда (т. е. в Ярославль. — И. С.) Болотникова с несколькими боярами — везли его в Каргополь в ссылку. Когда бояре увидали его несвязанного, стали допытываться, почему он содержится так свободно, на что он, услыхав об этом, заявил, что «я скоро вас самих буду заковывать и в медвежьи шкуры зашивать» (ja was samych hędę ko wał i v niedźwiedzie scóry niezadługo obsziwał)[1520]. Невозможно переоценить значение этого свидетельства. Оно раскрывает нам подлинный образ Болотникова в последний момент его жизни. Перед нами не разочаровавшийся в своем господине рыцарь, как рисует Болотникова Буссов, а плененный, но не сломленный вождь восстания, до конца оставшийся верным своим целям и бросающий издевающимся над ним дворянам («бояре» Диаментовского) грозные слова о том, что он еще будет их в оковы сажать «и в медвежьи шкуры зашивать». Эти слова Болотникова (аутентичность их определяется всем характером записи 10 марта) возвращают нас к тем методам расправы с своими врагами, которые применял Болотников во время восстания, и прямо перекликаются со словами челобитной мурзы Ишея Барашева о том, как его в Туле «били кнутом, и медведем травили».

Запись дневника В. Диаментовского от 10 марта 1608 г. представляется мне важнейшим доказательством, говорящим в пользу достоверности версии письма неизвестного поляка, и позволяет с полным основанием отвергнуть то объяснение мотивов поведения Болотникова, которое дает Буссов. Вместе с тем она опровергает и утверждение С. Немоевского о «предательстве» Болотникова.

Наш анализ обстоятельств падения Тулы, однако, не может считаться законченным. Выше мы указали ряд моментов, не позволяющих принять версию падения Тулы в том виде, как она дается «Карамзинским Хронографом». Вместе с тем мы привели ряд данных, говорящих в пользу той версии, что Тула была сдана восставшими на основе договора, заключенного между Болотниковым и Шуйским. К сказанному надо добавить, что наличие свидетельств о переговорах между Болотниковым и Шуйским, о клятве царя и затем нарушении им этой клятвы в независимых друг от друга источниках, из которых по крайней мере часть должна быть отнесена к источникам, заслуживающим доверия, само по себе является обстоятельством, которым невозможно пренебрегать[1521].

Нам, однако, предстоит еще попытаться выяснить, что дало возможность Шуйскому столь легко нарушить условия заключенного им соглашения и затем расправиться с вождями восстания.