Восстание Болотникова 1606–1607

В составе астраханских материалов имеется еще одно очень интересное свидетельство, на этот раз непосредственно относящееся к падению Тулы. Мы уже рассматривали (в главе об Астрахани) эпизод с попыткой Шуйского добиться после падения Тулы капитуляции и Астрахани путем посылки в Астрахань перебежчиков из числа «тульских сидельцев», которые должны были, по замыслу Шуйского, уговорить астраханцев прекратить сопротивление и покориться царю. С перебежчиками были посланы и грамоты, в которых астраханцам сообщалось о падении Тулы. «И астраханские и терские, слышев тое грамоту, многие хотели великому государю... добити челом и вину свою принести». Однако как раз в этот момент в Астрахань приехали «воры казаки» и в свою очередь сообщили о падении Тулы, в результате чего астраханцы «пристали» к этим казакам «и тем боярским грамотам не поверили».

Вся эта история нас сейчас интересует не с точки зрения характеристики положения в восставшей Астрахани, а в совершенно ином плане. Дело в том, что П. Вразский, в изложении которого дошел до нас рассматриваемый эпизод, передает и содержание речей «воровских казаков» к астраханцам. Речи эти имеют следующий вид: «...приехали в Астрахань воры казаки... а сказали астраханским вором, что государевы изменники князь Ондрей Телятевский, да князь Григорей Шаховской, да Ивашко Болотников великому государю… добили челом и вину свою принесли, и Григорьевского холопа Елагина, Илюшку, которой назвался Петрушкою, ко государю привели, а про Растригу затеев воровством сказали ложно, будто он жив на Орле»[1517].

Ознакомление с этими речами приводит к неожиданному выводу, что «воры казаки» точно повторили в своих речах... официальную версию царских грамот о падении Тулы.

Не трудно понять, однако, что причиной такого совпадения между речами «воровских казаков» и царскими грамотами является самый характер того источника, в составе которого дошли до нас эти речи: совершенно так же, как «царь Димитрий Иванович», о появлении которого в Орле говорили казаки астраханцам, превратился у П. Вразского в «Растригу», так и рассказ казаков об обстоятельствах падения Тулы превратился у П. Вразского в официальную версию об этом событии.

Мы не в состоянии, конечно, восстановить то, что в действительности говорили приехавшие в Астрахань казаки. Но некоторое представление о содержании их речей составить все же можно. Дело в том, что если вначале, после прочтения грамот, привезенных в Астрахань перебежчиками, астраханцы собирались «добити челом и вину свою принести», то после речей «воровских казаков» астраханцы уже «тем боярским грамотам не поверили, а хотят де послать… проведывать про мертвого Растригу». Ясно, таким образом, что в результате рассказа казаков астраханцам официальная версия падения Тулы потеряла всякий кредит в глазах астраханцев. Трудно, конечно, сказать, какова была та версия падения Тулы, которую содержали действительные речи казаков. Но отказ прослушавших эти речи астраханцев от своего намерения капитулировать перед Шуйским в надежде на его «царскую милость» делает очень вероятным, что из речей казаков астраханцы могли на примере судьбы капитулировавших «тульских сидельцев» извлечь урок, что в действительности несла капитуляция перед царем.

В рассказе Буссова о падении Тулы необходимо подвергнуть рассмотрению еще один момент, именно: мотивы, побудившие Болотникова пойти на капитуляцию. Сам Буссов изображает дело так, как будто к такому решению Болотникова привел душевный кризис, разочарование в «царе Димитрии», бросившем его на произвол судьбы. В речи, вкладываемой Буссовым в уста Болотникова, последний говорит Шуйскому: «…я был верен своей клятве, которую я дал в Польше тому, кто называл себя Димитрием… Я верно служил ему, он же меня бросил... Я буду тебе верно служить, как я до сих пор служил тому, кем я был покинут»[1518]. Как мы видели, Соловьев принимает это объяснение и находит, что Буссов верно оценил психологические мотивы действий Болотникова. С такой оценкой данного свидетельства Буссова, однако, согласиться никак нельзя. Дело не только в том, что приписываемые Буссовым Болотникову мотивы находятся в резком противоречии со всем обликом Болотникова как вождя восставших крестьян и холопов. История, вообще говоря, знает случаи «измены» отдельных руководителей народных движений своему делу и перехода их на сторону врагов народа, но свидетельство Буссова опровергается прежде всего судьбой самого Болотникова.

Пример Истомы Пашкова показывает, что правительство Шуйского охотно использовало перешедшего на его сторону виднейшего участника начального этапа восстания Болотникова. Еще более разительным примером может служить судьба Егора Беззубцева, который оставался до конца верным Болотникову и был в числе «тульских сидельцев». Тем не менее, по сведениям того же Буссова, Шуйский решился использовать Беззубцева в качестве своего представителя в переговорах с жителями Калуги о капитуляции их перед царем[1519].