Можно полагать, что именно по такого рода соображениям Платонов принял в качестве истинной версии версию «Карамзинского Хронографа», не считая нужным даже подвергнуть критическому рассмотрению остальные версии источников по этому вопросу, ограничившись лишь глухой ссылкой (в примечании) на Арцыбашева, у которого также за основу изложения принят рассказ «Карамзинского Хронографа», а известия Буссова («Бера») и Паэрле даны под иронической рубрикой: «Вот прикрасы»[1503]
.Однако прямое и безоговорочное принятие версии «Карамзинского Хронографа» влечет за собой ряд трудностей в истолковании некоторых фактов (не говоря уже о том, что при таком решении вопроса игнорируется и признается заведомо недостоверной целая большая группа источников — свидетельства современников-иностранцев).
Наибольшую трудность с точки зрения версии «Карамзинского Хронографа» представляет объяснение того факта, что Болотников не был казнен, а лишь сослан в Каргополь и уже там тайно умерщвлен. Если бы Болотников и Петр были просто «взяты», как это изображено в «Карамзинском Хронографе», то непонятно и необъяснимо, почему Болотников не разделил немедленно участи «царевича» Петра. Гораздо логичнее в этом отношении излагает дело, исходя из версии, что Петр и Болотников были «взяты» Шуйским, одна из разрядных записей, указывающая, что «во 116 году царь Василей Иванович ходил под Тулу и вора Петрушку, что было назвался царевичем, и Ивашка Болотникова взял и на Москве их велел казнить позорною смертью, посажать на колье на Болоте за Москвою рекою»[1504]
. В действительности, однако, в Москве, как мы знаем, был казнен (повешен) лишь «царевич» Петр.Продолжая рассмотрение версии «Карамзинского Хронографа», следует сказать, что если признать ее соответствующей действительному ходу событий, то в этом случае становится логически непонятным появление официальной версии царских грамот. В самом деле, если Болотников — бесспорно, и в глазах правительства Шуйского наиболее видный руководитель восстания — был «выдан» вместе с «царевичем» Петром, то зачем в таком случае правительству Шуйского нужно было изображать Болотникова как «бившего челом» и принесшего повинную? Не выгоднее ли было бы с точки зрения интересов правительства Шуйского повторить ту версию, что и «Карамзинский Хронограф», т. е. что обратившиеся на путь истины «тульские сидельцы» передали в руки правосудия своих совратителей с истинного пути?
Таким образом, если версия царских грамот должна рассматриваться как весьма сомнительная в плане соответствия ее действительности, то самый факт наличия этой версии свидетельствует о том, что правительство Шуйского вынуждено было по каким-то мотивам выдвинуть версию о раскаянии Болотникова (что должно было повлечь за собой его помилование), явно лишнюю и невыгодную Шуйскому, если бы Болотников и Петр попали в его руки, будучи выданы своими же сторонниками.
Необходимо обратить внимание и еще на одно обстоятельство, не отмеченное исследователями. Дело в том, что само известие «Карамзинского Хронографа», по-видимому, является сложным по своему составу, ибо заключительная часть рассказа о взятии Тулы, слова: «Вора Петрушку велел повесить под Даниловым монастырем, по Серпуховской дороге, а Ивашка велел сослать в Каргополь и посадить в воду», — напечатанные в издании А. Попова в скобках, — в рукописи представляют собой вставку в основной текст, сделанную другим почерком и другими чернилами[1505]
. (Впрочем, очевидность того, что фраза об участи «царевича» Петра и Болотникова является вставкой, разрывающей основной текст, выступает уже при чтении печатного текста.) Но из этого следует важный вывод: автору основного текста рассказа «Карамзинского Хронографа» судьба Болотникова и «царевича» Петра осталась неизвестной[1506]. В этом, вообще говоря, нет ничего невероятного. Если признать вместе с Платоновым, что автором «Карамзинского Хронографа» был арзамасец Баим Болтин, описывавший события восстания Болотникова со слов арзамасских помещиков — участников похода на Тулу[1507], если учесть также, что после взятия Тулы Шуйский тут же, под Тулой, «городы Замосковные ближные и дальные и Заречные и резанцов велел всех отпустить по домом»[1508], то это объясняет и большую осведомленность «Карамзинского Хронографа» в живых деталях обстановки под Тулой (упомянутые уже нами данные о перебежчиках), и незнание того, что случилось с Петром и Болотниковым после того, как арзамасцы — информаторы Баима Болтина — разъехались из полков по домам. Предлагаемая постановка вопроса о происхождении и источниках рассказа «Карамзинского Хронографа» о взятии Тулы объясняет и такую его особенность, как ошибочная хронология — отнесение падения Тулы «на самой праздник Покров», т. е. на 1 октября, тогда как в действительности падение Тулы произошло 10 октября.