Восстание Болотникова 1606–1607

(Рукописное отделение Государственной Публичной библиотеки им» Салтыкова-Щедрина)

Подводя некоторые итоги рассмотрению известия «Карамзинского Хронографа», следует признать, что степень достоверности этого источника определяется характером его происхождения. В основе его, несомненно, лежит живой рассказ очевидца, участника осады Тулы. Но этот рассказ принадлежит лицу, изображающему события так, как они представляются ему на основании непосредственных впечатлений и собственных воспоминаний. Так как лицом этим являлся мелкий служилый человек — арзамасец, то он и рассказывает о событиях так, как они представлялись в кругу рядовых участников полков Шуйского, стоявших под Тулой[1509]. Все это заставляет сделать следующий вывод. Рассказ «Карамзинского Хронографа» — источник очень ценный и важный. Но он также требует критического разбора и проверки и не может быть просто принят за достоверное изображение фактов.

Итак, вопрос об обстоятельствах падения Тулы не может быть решен простым принятием версии «Карамзинского Хронографа». Это обязывает нас продолжить рассмотрение источников по данному вопросу и обратиться к рассмотрению той версии, которая представлена свидетельствами иностранных источников.

Соловьев, кладя в основу изложения обстоятельств падения Тулы рассказ Буссова, обосновывает свое решение вопроса двоякого рода соображениями. Отмечая, что «известия об этих событиях (взятие Тулы. — И. С.) не вполне ясны», Соловьев формулирует подлежащий решению вопрос так: «Летописец русский не говорит об обещании помилования, данном Болотникову, Илейке, Шаховскому и Телятевскому. Буссов говорит об обещании, данном Болотникову и Илейке». Решает Соловьев поставленный вопрос в пользу Буссова, хотя и в осторожной форме: «Тайная казнь Болотникова как будто указывает на обещание и подтверждает показание Буссова. Но если принять верность показания Буссова относительно Болотникова, то надо принять верность его и относительно Илейки, а именно, что и последнему дано обещание помилования»[1510].

Но помимо этих соображений логического порядка, говорящих в пользу свидетельства Буссова, Соловьев ищет ответа на вопрос о достоверности версии Буссова в самом характере общей политической обстановки, в которой происходила заключительная стадия борьбы под Тулой. И здесь Соловьев выдвигает чрезвычайно важное соображение, говорящее в пользу версии Буссова о том, что сдаче Тулы предшествовали переговоры между Болотниковым и Шуйским и что Шуйский обещал осажденным помилование в случае их капитуляции. По мнению Соловьева, «Шуйский, имея уже на плечах второго Лжедимитрия, естественно должен был хотеть как можно скорее избавиться от Лжепетра и Болотникова и потому обещал помилование»[1511]. Ища объяснение позиции Шуйского в особенностях политической обстановки в момент падения Тулы, Соловьев позицию Болотникова — решение начать переговоры с царем — объясняет, однако, чисто психологически: «В страшное время смуты, всеобщего колебания, человек, подобный Болотникову, не имевший средств узнать истину касательно событий, мог в самом деле думать, что исполнил свой долг, если до последней крайности верно служил тому, кому начал служить с первого раза»[1512].

Это последнее звено в аргументации Соловьева является наиболее слабым. Но вместе с тем необходимо признать, что своим источниковедческим анализом известия Буссова и привлечением в качестве критерия для проверки достоверности свидетельства Буссова данных, характеризующих политическую обстановку момента, Соловьев сделал очень много не только для выяснения достоверности известия Буссова, но и для решения в целом вопроса об обстоятельствах падения Тулы.

Главной заслугой Соловьева в анализе вопроса об обстоятельствах падения Тулы является его мысль о том, что возможность переговоров между Болотниковым и Шуйским крылась в самой политической обстановке момента, толкавшей царя к тому, чтобы любым путем добиться прекращения военных действий под Тулой, хотя бы даже ценой обещания помилования вождей восстания. Однако в анализе Соловьева переговоры между Болотниковым и Шуйским рассматриваются как вероятная, но чисто абстрактная возможность. Между тем можно отметить по крайней мере три момента, говорящих в пользу того, что такие переговоры между Болотниковым и Шуйским действительно имели место.