Восставшие из небытия. Антология писателей Ди-Пи и второй эмиграции.

С ранних стихов и до поздних поэт стремился восстановить воспоминания «с самим собою встреч», «припомнить что-то» дорогое из скромного быта своей семьи («за столом спокойная семья», самовар, пожелтевшая клеенка, «темный чай в узорчатом стакане, / Белый хлеб и золотистый мед»; «и дружелюбен книжный шкаф»); сочельник с «добрым священником», исполняющим требы.

Другое дело, что со временем менялся настрой лирического героя А. Касима. В стихах первых послевоенных лет воспоминания ассоциируются с «бредом коротким», а в реальности «все выцвело», у героя «обессиленная душа». «Я лишний здесь, под кровлей неродной, / И зябко мне – восклицает поэт в более позднем стихотворении, и лишь возлюбленная, – «всегда со мной, / И тучи бед проходят стороной». В конце жизни стихи обретают ностальгический и даже философский характер. Если в стихотворении 1947 года желание вспоминать «лишь радости одни – / Огни далекие», не только застилаются «холодною поземкой», но и названы «Мечтаниями», а в действительности «жизнь отяжелела… / Но и она давно уж не моя…», то постаревший поэт видит во всем «Господень след»; приказывает душе «пестовать томленье, имена / С влюбленностью, почти сентиментальной» («За древней церковью – кладбищенская немочь») и «в час унылый и в час веселый» не может позабыть родину («Верю»).

Публикации

Половодье //Лит. совр. 1951. № 2.

Стихи // Стихи. – Мюнхен, 1947.

Стихи //Грани. 1954. № 23.

Стихотворения //Грани. 1953. № 18.

Разлука

За дрожащей оконной рамой
Старая сумрачность дней.
Каждый год он все тот же самый
Гипнотический шорох ветвей.
И опять ускользает кривою
Птиц каких-то на юг перелет,
И в последний раз над рекою
Пароходный свисток поет.
Но теперь мы простились надолго —
До почти невозможной весны,
И родная, обмершая Волга,
Как и я, вспоминает сны.
Тридцать лет берегу эту муку,
Но еще не изведал до дна.
– Уж давно не поют «Разлуку», —
Ту, которая так смешна…

«Что я нашел и что утратил я?..»

Что я нашел и что утратил я? —
Все выцвело, ничто не повторится:
За праздничным столом спокойная семья
На кухне – занавесь из ситца.
Быть может, потому я полюбил теперь
И всенощной заплаканные свечи,
И ласку каждую, что приоткрыла дверь
И молвила по-русски: Добрый вечер!..

«Я помню строгую столицу…»

Я помню строгую столицу —
Проспект, похожий на стрелу,
И лампионов вереницу,
И вдохновительную мглу.
Санктпетербургские приметы
Математически просты:
Витрина чопорная эта,
Иль эти гибкие мосты.
Крылом Казанского собора
Укрыт, подавлен, вознесен,
Воспринимаю гордый город,
Как литургию и как сон.
Сурово стынет колоннада.
Стою. Припоминаю… Там…
Но вправо или влево надо
Читать дорогу по складам?..
Я шел. Вилась канала кромка,
И фонари бросались вплавь,
И мне в лицо смеялась громко
Провинциальных бредов явь.

В поезде

И когда он тяжелые губы сомкнул,
Отразившись в вагонном окне,
Быстрый месяц упруго его оттолкнул
И укрылся опять в вышине.
И припомнилось сразу: так было в те дни
Сизой ночью владела весна,
За окном кувыркались сторожек огни,
Жизнь вот так же была неясна.
И вот так же по рельсам летел напролом
Паровоз, исступленно дыша,
И вот так же взмывала незримым крылом
Обессиленная душа.

«Ты хочешь, чтоб было доступно небо…»