Восставшие из небытия. Антология писателей Ди-Пи и второй эмиграции.

Ночь наступает рано.
Но может быть еще быть
запахам дня…
Где-то несется ветер
и лай по травам,
юный ветер и лай
по весенним травам,
не защищающим жизнь.

Ты уходишь туда,

где воздух непонятного
звука и запаха, —
будто спрятанный день.
Ты уходишь к другому огню —
туда, где нет моего голоса,
туда, где нет человека
и нету зверя,
а есть тишина,
в которую ты веришь,
вечная тишина,
в которую веришь.
Ты убегаешь туда.
Я закрываю глаза,
боясь высоты твоего бега.

Огромный земной хлеб

моей нежности,
кормивший тебя на земле
горит.
И пепел стелется по травам.
Ты там, где меня нет.
И дом засыпает один,
смутно помня
запах бега, травы и листьев,
запах земли, и солнца, и тени,
запах времен года,
и запах твоего имени.
Я называю его.
Но ты не слышишь меня.

В норвичском университете (шт. Вермонт)

Я пишу отсюда письма длинные, странные.
Много дней телефон мой молчит,
будто улетела в заморские страны я,
где лишь сосны и ступеней тяжелый гранит.

Телефон мой молчит. Но перо ворожит над бумагою,

шорох каждый вбирая и вздох.
Шлю приветы я городу с каменной влагою
и жарой, с неизменною рифмой на – ох!

Я играю вслепую здесь со студентами,

говорю: велик непонятный им русский язык.
И деревья блистают зелеными лентами,
и срываются птицы со щебетанья на крик.

Всё здесь: книги, столы, и лампы настольные

не похожи на мой домотканый уют.
Не моя Пенсильвания, не моя Калифорния,
а зеленые горы, что прямо из окон растут.

И великий отшельник – меж изгнаньем и славою —

знаю, путь свой тяжелый не здесь завершит,
где береза могучая с головою кудрявою
по-английски о чем-то мне шелестит.

Юбилейное

Вот еще один выпуск журнала.
Он живет, говорит, увлекается, – вот
отплывает снова куда-то с причала,
задыхается, падает в обморок, но живет.

Я же пью за любую его страницу:

здесь Игорь, Марина, и даже Сибирь.
В каждой строчке летают знакомые птицы —
если не соловей, то воробушек или снегирь.

Всё поет. Все поют. У каждого голос:

кто щебечет, кто заливается – иль
этот зреющий, солнечный колос
утверждает свой хлебный, хвалебнейший стиль.

Замолчат ли когда-нибудь эти страницы?

Нет, не смолкнут, коль даже уйду.
У порога какой-нибудь дальней столицы, станицы
всё равно их услышат. Найдут!

Студенческий вечер

В полуподвале – полутемно,
в нем полусмотрят кино,
полудумают вслух,
полуобитает в нем дух
из мира совсем иного —
дух моего Толстого.

В полутемном углу

сидят на полу,
в дыму иль в бреду папирос
один за другим вопрос
обсуждают вполголоса…
Полусветом окутаны волосы,
и Толстой полу —
сопротивляется злу.

Ураган над Филадельфией