Восточный деспотизм. Сравнительное исследование тотальной власти

Необычайная концентрация земли, воды, сельскохозяйственного и промышленного труда в руках вождей не помогала усилить личную, семейную или клановую собственность. Она не способствовала улучшению социального положения частных ремесленников, которых в более крупных гидравлических племенах становилось все больше и больше[60].

Не способствовало оно и обогащению частных профессиональных торговцев (у индейцев племени чагга, как и у индейцев пуэбло, торговля сосредотачивалась в женских руках). Все это очень мешало расширению частной собственности в той отрасли индейской экономики, которая была самой важной для их выживания, – животноводства.

Племенная история многих европейских цивилизаций демонстрирует, что в условиях аграрной экономики увеличение поголовья скота является фактором социального лидерства. Точно так же расценивается это и в Восточной Африке; в сельском сообществе вроде масаев это богатство, которое охотно выставляют напоказ, служит показателем социального положения владельцев[61].

Но у индейцев племени чагга скот в основном находился в стойловом содержании из-за особых условий района, где они жили. Благодаря этому его поголовье быстро росло; некоторые жители племени имели до восьмидесяти голов. Но в обществе чагга владельцы крупного стада не всегда обладали высоким социальным статусом, хотя в материальном плане они пользовались дополнительными преимуществами. Вожди племени чагга, пользуясь своей квазидеспотической властью, легко находили предлог для того, чтобы обвинить богатого владельца скота в том или ином проступке и конфисковать у него какое-то количество животных или даже всех (Гутман Б. Государство чагга). Поэтому индейцы чагга, владевшие стадами, не хвастались своим растущим поголовьем, а стремились сохранять эти сведения в тайне, ибо опасались, что его у них заберут. Древний обычай передавать стадо бедным соплеменникам для того, чтобы они его пасли, помогал им спрятать свою ценную собственность и спасти ее. Животных украдкой ночью передавали временным владельцам, а сыновьям хозяина, которые первоначально играли в передаче скота очень важную роль, порой даже не сообщали, где теперь находится скот. Дандес писал: «Крестьянин хранил место пребывания своего стада в такой тайне, что не сообщал об этом даже своим сыновьям». Эта тенденция усиливалась с возрастанием власти вождя, которое наблюдалось до установления колониального порядка. Ее усиление подстегнул тот факт, что вождь, по распоряжению колонизаторов, начал собирать общий налог на скот (Гутман Б. Государство чагга).

В таких условиях частное богатство не обязательно давало возможность выдвинуться среди своих сограждан. Из всех качеств, которые в более ранние времена давали право стать вождем, богатство было желательным, но не обязательным фактором; и собственность вождя росла не пропорционально богатству, которое он или его предки имели первоначально, а пропорционально его растущей агроуправленческой и военной власти. В качестве своих помощников правитель выбирал людей, прославившихся в своем селении или тех, чьи персональные качества подходили для этой работы. В обоих случаях человек, ставший помощником вождя, значительно улучшал свое материальное положение, ибо вождь дарил тем, кто ему служил, скот и женщин. Меркер обнаружил, что богатыми становились только те люди, которые участвовали в управлении племенем (Эллис У. Рассказ о путешествии по Гавайям).

Простое I

Гидравлические племена, как и негидравлические аграрные, обладали частной собственностью. Оба типа этих народов имели недифференцированные формы собственности (как в ремесле и торговле), но демонстрировали тенденцию к регулированию этих форм (как в сельском хозяйстве по отношению к земле). В то же время, однако, можно заметить значительные различия. В гидравлических условиях политическая собственность уже появлялась в небольших гидравлических компактных сообществах (земли в деревнях, принадлежавших вождю племени пуэбло). В то же самое время существовали и большие различия. В гидравлических условиях политическая собственность начала уже появляться в небольших, гидравлически компактных сообществах (например, земля, принадлежавшая вождю в деревнях пуэбло). В более крупных племенах политическая собственность расширялась односторонне, тормозя и повреждая частную собственность в самых важных сферах деятельности (таких как животноводство).

Различие между односторонним накоплением собственности в руках правящей власти и плюралистическими образцами роста собственности в негидравлических аграрных племенах прекрасно демонстрирует различия в характере и весе политической власти[62].