Великая Северная равнина Индии, главный регион гидравлического сельского хозяйства, была также логически оправданным местом расположения политического центра, и мусульманские властители Индии, подобно их индуистским предшественникам, разместили свою столицу здесь. Но они проявляли меньше интереса к гидравлике, чем предыдущие коренные правители Индии. И хотя управленческого интереса у них хватало и они создали и поддерживали в рабочем состоянии крупные ирригационные сооружения, им не удалось полностью воссоздать ту грандиозную гидравлическую экономику, которая процветала в империи Маурьев. Роль, которую они отвели местным вождям и земледельцам, отражает сравнительно низкую бюрократическую плотность мусульманской Индии.
Императоры поздней Римской империи ответили на зов Востока. Однако они создали свою новую столицу не в одном из великих классических регионов гидравлического сельского хозяйства (Египте, Сирии или Месопотамии), а на Геллеспонте (Босфоре), являвшемся водоразделом между Востоком и Западом. И несмотря на то что они давно познакомились с управленческим деспотизмом, который побуждал их планировать и строить в грандиозных масштабах, они были согласны управлять своими гидравлическими владениями издалека. Обладавшие решительностью в создании крупных негидравлических сооружений (дорог и приграничных стен и валов), они проявили гораздо меньше инициативы в агроуправленческой сфере. Они, вне всякого сомнения, не были лишены гидравлических забот, но ставили своей целью собрать как можно больше дани в виде сельскохозяйственной продукции, располагая при этом как можно меньшим числом чиновников. Какими бы умелыми правителями они ни были, они не понимали рационального максимума гидравлического мира, которым управляли.
Римляне, превратившие Константинополь в столицу своей империи, имели позади себя пять сотен лет практического опыта гидравлического управления страной по эллинистическому образцу. Турки, завоевавшие в 1361 году Адрианополь, в 1453-м Константинополь, в 1517-м Египет и в 1534-м Месопотамию, тоже были хорошо знакомы с высшими аграрными цивилизациями гидравлического типа, ибо с незапамятных времен жили на краю гидравлического мира. Но, вероятно, из-за своего пасторального прошлого они не были меньше заинтересованы в развитии сельского хозяйства, чем в военных предприятиях, и интенсификации гидравлического центра они предпочли расширения своих негидравлических границ. Впрочем, великие ирригационные сооружения Месопотамии к приходу турок уже лежали в руинах; но история Индии и Китая показывает, что гидравлические усилия способны очень быстро восстановить то, что уничтожили антигидравлические действия. Турки не уничтожили агроуправленческие традиции Египта или Сирии; но в Ираке они не провели значительных восстановительных работ. Иными словами, турки не проявили особого рвения к гидравлическому развитию. Как восточные деспотичные организаторы войны, мирной жизни и фискальной эксплуатации, они добились необыкновенных успехов; а в нескольких вспомогательных административных центрах на них работало много чиновников. Но, будучи не сильно заинтересованными в хитростях управления, они, однако, управляли своей обширной империей с помощью относительно небольшой профессиональной бюрократии.
Разумеется, экономические повадки правящей элиты не могут оставаться неизменными. Несмотря на огромные различия в культурной и социальной ассимиляции, это справедливо и для захватчиков, явившихся из тех мест, где преобладало сельское хозяйство.
Племенные завоеватели Китая обычно стремились сохранить местные традиции в определенных сферах негидравлического строительства и управления; и многие из них понимали значение ирригации в сельском хозяйстве. Из всех северных захватчиков в деле активного гидравлического строительства никто не мог сравниться с маньчжурами, которые преуспели в области ирригации у себя на родине еще до завоевания Китая