Восточный вал

«А ведь никакого особого впечатления встреча со мной на Имперскую Тень не произвела, – задело Гиммлера величественное наполеоновское спокойствие Зомбарта. – Еще бы: сейчас он чувствует себя приблизительно так же, как чувствовал бы себя, стоя на корабле, увозящем его с острова Эльбы, Наполеон. Впереди – подобострастно сдающиеся гарнизоны, ликующий Париж и триумф «ста дней». Правда, потом будет еще и Ватерлоо. Но величие Бонапарта в том и состояло, что он измерял свою жизнь великими победами, а не великими поражениями».

– Окликнуть? – едва слышно спросил адъютант, приблизившись сзади так, чтобы говорить Гиммлеру на ухо.

– Зачем? – так же тихо возразил рейхсфюрер. – Пусть пока поживет иллюзиями. Пока…

– Понятно: пусть пока… поживет, – по-своему уточнил ситуацию штандартенфюрер Брандт, заставив шефа улыбнуться своей лагерно-эшафотной остроте.

Лжефюрер подошел к необлагороженному пламенем камину и, подняв вверх руки с конвульсивно – по-фюрерски – сжатыми кулаками, застыл в такой позе, вводя себя в состояние транса.

«Сейчас он и в самом деле чувствует себя фюрером, – понял Гиммлер. – Судя по всему, оставаться имперской тенью для него уже мало. Теперь он уже самого фюрера хотел бы видеть в роли своей тени».

Во внутреннем, крепостном, дворе замка Гиммлера провожали все те же – Кальтенбруннер и Скорцени, а также комендант «Вольфбурга».

– Когда прикажете направить его в «Регенвурмлагерь»? – спросил, пользуясь случаем, Скорцени. Уже завтра достучаться до Гиммлера с подобным вопросом будет непросто.

– Через два дня. Чтобы Зомбарт не связывал отправку туда с моим посещением. Подержите его там месяц. Выясните, что он собой представляет…

– Мы основательно проверили его, – начал было Кальтенбруннер, но Гиммлер не стал выслушивать своего подчиненного.

– Я не знаю такого понятия – «основательно проверили», когда речь идет о надежности подобного агента службы безопасности. «Основательно надежными» такие люди не бывают даже после крематория. Поэтому еще раз выясните, что он представляет собой на самом деле. Вы поняли меня, Скорцени?

– Выясним, причем даже то, чего он никогда собой не представлял, – заверил его обер-диверсант рейха.

– Возможно, вскоре он понадобится нам в «Вольфшанце». – Гиммлер выдержал паузу, пытаясь выяснить, какое впечатление произведет этот намек на Cкорцени. Но тот оставался невозмутимым. – В виде эксперимента, конечно, – уточнил он с легким разочарованием, чувствуя, что как личность не способен ни поразить, ни тем более – потрясти свое окружение, как это время от времени удается фюреру.

«Вечный второй» – вот ты кто, – сказал себе рейхсфюрер. – Причем «вечно второй», окончательно смирившийся с таким положением в иерархии».

Уже сидя в машине, увозящей его в сторону Берлина, Гиммлер вновь мысленно вернулся к разговору, состоявшемуся у них со Скорцени в присутствии Зомбарта. Причем интересовал его не двойник фюрера, – с ним, в общем-то, все ясно. Рейхсфюрер обратил внимание, сколь деликатно, и в то же время недвусмысленно Скорцени дал понять, что в случае гибели Гитлера поддержал бы его, Гиммлера, кандидатуру на пост фюрера. Признаваться в этом сейчас, когда Гитлер вновь утвердился во власти, а по всей стране все еще катится вторая волна арестов и чисток среди участников и соучастников заговора, уже само по себе небезопасно.

Однако Скорцени не просто мысленно проигрывал возможную ситуацию, он, «человек Гитлера», его личный, особо доверенный агент, в присутствии Кальтенбруннера объявил, что рейхсфюрер может рассчитывать на него. Это было немаловажно, поскольку торг за душу первого диверсанта рейха, а следовательно, за всю его агентуру, развернулся уже довольно давно, еще со времен похищения Муссолини, а точнее, с тех пор как Скорцени объявлен «героем нации» и под его крылом начал собираться весь диверсионный цвет СС.

Как ни удивительно, первым в этот торг лихо включился Геринг. Всегда неповоротливый в подобных играх, на этот раз он довольно умело осчастливил первого диверсанта рейха Золотой медалью. Затем поднапрягся Борман. Этот действовал менее открыто, с привычными для него партийно-аппаратными интригами. Однако цель была все та же. Со странным запозданием подключился Геббельс, уверовавший, что его авторитет в массах германцев, соединенный с пропагандистским аппаратом и мастерством оратора, позволяет ему в нужное время оказаться во главе и партии, и рейха.

– Прошу прощения, господин рейхсфюрер, – совершенно некстати ожил доселе молчавший у себя на заднем сиденьи адъютант, – взгляните, как разрушительно поработала здесь авиация англо-американцев.

Гиммлер посмотрел на руины какого-то поселка, остающиеся справа от шоссе, посреди огромной, обрамленной далекими холмами равнины, и согласно промычал нечто нечленораздельное.

– Очень старательно поработала.

– В последнее время англичане ведут себя так, словно нашего воздушного флота вообще не существует.

– Это Геринг ведет себя так, словно ни его, ни воздушных армад уже давно и в помине нет, – прозвучал в словах рейхсфюрера отзвук его трононаследнических размышлений.

– Тоже верно.