Вот я

Джейкоб торопливо спустил воду, слишком быстро, чтобы можно было чего-то достичь, вымыл руки и поспешил к своим.

— Вы нипочем не догадаетесь, с кем рядом я сейчас писал.

— Господи, пап.

— Почти угадал, Спилберг.

— Это кто? — спросил Тамир.

— Ты серьезно?

— Что?

— Спилберг. Стивен Спилберг.

— Ни разу о нем не слышал.

— Не пудри мозги, — ответил Джейкоб, как всегда, не понимая, когда Тамир дурачится, а когда нет.

При всем, что еще можно сказать о Тамире, он умен, эрудирован и любопытен. И однако при всем, что еще можно сказать о Тамире, он глуп, эгоистичен и самодоволен. Если он обладал чувством юмора, то оно было суше крахмала. Именно поэтому он мог подвергать Джейкоба своего рода психологической акупунктуре: "Не втыкается ли в меня игла? Болезненно ли это? Не стебется ли он напропалую? Ну не мог же он городить всерьез про лучшую в мире израильскую итальянскую еду? И что не слышал о Спилберге? Невозможно, и вполне возможно".

— Это мощно, — сказал Ирв.

— Знаешь, что самое мощное? — Джейкоб подался вперед и договорил шепотом: — Он не обрезанный.

Макс всплеснул руками над столом:

— Что ты там делал, целовал его сосиску в кабинке?

— Кто он, этот Спилберг? — не унимался Тамир.

— Это было у писсуаров, Макс. — И для ясности. — И конечно, я не целовал его сосиску.

— Этого просто не может быть, — заметил Ирв.

— Знаю. Но я видел собственными глазами.

— А зачем ты собственными глазами разглядывал пенис чужого человека? — спросил Макс.

— Потому что он Стивен Спилберг.

— Почему никто не расскажет мне, кто это такой? — не унимался Тамир.

— Потому что я не верю, что ты этого не знаешь.

— Но зачем мне врать? — спросил Тамир, абсолютно натурально.

— Потому что это ваш странный израильский способ затушевывать достижения американских евреев.

— Но зачем мне это надо?

— Это ты мне скажи.

— Ладно, — сказал Тамир, неторопливо стирая из уголков рта остатки шести пакетиков апельсинового соуса, — как скажешь.

Он поднялся со стула и двинулся в сторону салат-бара.

— Тебе стоит вернуться и убедиться, — сказал Ирв. — Представься ему.

— Ничего подобного ты не сделаешь, — строго произнес Макс, совсем как сделала бы его мать.

Ирв, закрыв глаза, сказал:

— Я потрясен до глубины души.

— Не сомневаюсь.

— Во что нам верить?

— Вот именно.

— А мы-то думали, что это барахло про холокост было искуплением холокоста.

— Теперь это барахло?

— И всегда было барахлом, — сказал Ирв. — Но это было наше барахло. А теперь… не могу не удивляться.

— Ну он же все равно евр…

Джейкоб не закончил фразу. Да и не было необходимости. Лишь тень сомнения явилась в мир, ни для чего больше не осталось места.

— Мне надо сесть, — сказал Ирв.

— Ты и так сидишь, — напомнил ему Макс.

— Мне надо сесть на пол.

— Не стоит, — сказал Джейкоб. — Он грязный.

— Теперь все грязное, — сказал Ирв.

В молчании они наблюдали, как десятки людей, балансируя перегруженными подносами, уворачиваются, извиваются и не задевают друг друга. У какой-нибудь высшей формы жизни, надо полагать, тоже была бы своя версия Дэвида Аттенборо. И это существо могло бы для своей телепередачи снять отличный сюжет с такими завораживающими сценами о людях.

Макс, ни к кому не обращаясь, что-то неразборчиво прошептал.

Ирв подпер голову ладонями и сказал:

— Если бы Бог не хотел, чтобы мы обрезались, Он не создал бы смегму.

— Что? — не понял Джейкоб.

— Если бы Бог…

— Я с Максом говорю.

— Я ничего не говорю, — ответил Макс.

— Что?

— Ничего.

— "Челюсти" — такая белиберда, — сказал Ирв.

Тут вернулся Тамир. Остальные настолько ушли в свои апокалиптические домыслы, что не заметили, как долго его не было.

— Ну, в общем так, — сказал он.

— А?

— У него проблемы, задержка мочи.

— У кого?

— У Стива.

Ирв хлопнул себя по щекам и заскулил, будто впервые оказавшись во флагманском магазине сети "Американская девочка".

— Я понимаю, почему ты думал, будто я его знаю. Портфолио весьма впечатляющее. Ну что сказать? Я кино-то особенно не смотрю. На просмотре фильмов денег не заработаешь. А вот на производстве — еще как. Вы знаете, что он стоит больше трех миллиардов долларов? Именно миллиардов.

— Правда?

— А зачем ему мне врать?

— Но с какой стати он будет сообщать?

— Я спросил.

— Сколько он стоит?

— Ага.

— И ты, видимо, спросил, обрезанный ли он, правильно?

— Спросил.

Джейкоб обнял Тамира. Против воли. Руки сами потянулись к нему. И не в том дело, что Тамир добыл информацию. А в том, что он обладал всеми качествами, которых не было у Джейкоба и которых тот, хоть и не желал, но в которых отчаянно нуждался: нахальство, бесстрашие там, где страх не нужен, бесстрашие там, где страх нужен, невозмутимость.

— Тамир, ты удивительный человек.

— Ну и?.. — взмолился Ирв.

Тамир обернулся к Джейкобу:

— Кстати, он тебя знает. Он тебя не узнал, но когда я упомянул твое имя, он сказал, что читал твою первую книгу. Он сказал, что думал приобрести на нее опцион, что бы это ни значило.

— Он думал?

— Ну, так он сказал.

— Если бы Спилберг сделал по этой книге фильм, я бы…

— Давай к делу, — сказал Ирв. — У него короткий рукав?