Вот идет человек. Роман-автобиография

Я начал искать Ривкеле, ведь в конце концов именно из-за нее я сбежал из дома и оказался здесь. Правда, пока мне некого было про нее расспрашивать. Прошло несколько недель, прежде чем я обжился на новом месте и привык к новой работе. Наконец я узнал, что в доме одного подмастерья, работавшего в другой пекарне, собираются парни и девушки, а заведует там всем его жена, Ханна Козак, — женщина с молодыми, смеющимися и дерзкими глазами, слегка увядшим лицом и вызывающей трехэтажной прической. Она угощала собравшихся пивом и водкой и подавала вкусную закуску. Я познакомился с этим подмастерьем, и через какое-то время он пригласил меня к себе домой. Так я попал на одно из этих сборищ, где были парни и девушки лет двадцати и старше, а вращалось все вокруг Ханны Козак, жены пекаря. Она сводила и разводила людей, те рассказывали ей обо всем, и она вмешивалась во все их дела. Обо мне она тоже уже была наслышана и отругала меня за то, что я так нескоро у нее появился. Кроме того, она дала мне понять, что охотно помогает друзьям, но сначала ей нужны доказательства дружбы. Я стал ходить к ней каждую неделю и оставлять у нее часть своей зарплаты. Мне удалось скопить денег, и я купил ей отрез на платье, и вот однажды посреди недели она сама вызвала меня и долго говорила со мной о Ривкеле. Она сказала, что я еще совсем маленький, а Ривкеле старше меня, и она, мол, не знала, насколько серьезными были мои намерения отправиться за ней в Залещики, и что с тех пор прошло много времени, и теперь Ривкеле встречается с Максом-кучером по прозвищу Кудрявый. У Макса была коляска с резиновыми колесами, он катал на ней офицеров или возил их к подругам, а в другое время доставлял всех желающих к недавно открытому вокзалу. Этому Максу было девятнадцать лет, он был коренастым и широкоплечим, с дерзким равнодушным лицом. Одевался он броско, шапку носил на затылке, а его густые черные кудри все-гда падали ему на глаза, за что его и прозвали Кудрявым. «Да, — сказала она, — у Макса Кудрявого серьезные намерения, и увести у него Ривкеле будет очень непросто, а может, даже и невозможно». Она не дала мне и рта раскрыть и тут же составила план, желая доказать мне свою дружбу. План заключался в том, чтобы сначала подружиться с Кудрявым и только потом браться за дело. «Потому что Кудрявый — славный малый, и ради друга ничего не пожалеет». Она посоветовала купить Максу подарок, чтобы для начала смягчить его сердце, а потом пригласить его к ней на завтрак и стопку водки, познакомиться с ним поближе и расположить к себе. Мое предложение поговорить лично с Ривкеле она решительно отвергла, потому что так я настроил бы против себя Кудрявого и все было бы потеряно…

Прошло несколько недель, и однажды на улице я снова повстречал сводницу Ханну Козак. Она рассказала мне, что в субботу утром к ней домой придет Кудрявый, да и вообще у нее всегда так весело, что совершенно непонятно, почему я у нее так давно не появлялся. Я к тому моменту поднакопил немного денег и купил Ханне Козак турецкую шаль за четыре пятьдесят, что равнялось моей зарплате ровно за три недели. В субботу утром я снова пришел к Ханне. В комнате было полно народу. Я ел и пил, не чувствуя вкуса, а когда пришел Кудрявый, сердце мое так и запрыгало в груди. Я уже хотел уйти, как вдруг Кудрявый сам заговорил со мной: «Эй, ты, из Городенки, я слышал, ты славный парень. Давай выпей-ка со мной водки!» Он заказал две стопки, потом я заказал еще две, в голове у меня уже закружилось, и я совершенно не знал, о чем мне говорить с Кудрявым. Вдруг в комнате появилась Ривкеле. Она скользнула по мне взглядом и покраснела. Сердце у меня забилось еще сильней, а Кудрявый только посмотрел на часы и сказал ей грубо: «Эй, я не люблю, когда опаздывают». Он протянул мне на прощание руку и вышел, а Ривкеле поспешила за ним, но перед этим еще раз оглянулась на меня и снова покраснела. Через какое-то время я пошел к Днестру. Мне было плохо, меня рвало, а вернувшись в пекарню, я весь день пролежал на печке. Одиночество и чужбина леденили мне душу, и я мерз, лежа на горячей печи.