Вот как бывает…

Петька присмотрелся и в самом деле, увидел лодку, направлявшуюся к ним. В ней сидели на вёслах два отчаянно загребавших мужика. Они по очереди помогли всем сбежавшим перевалиться через борт на дно и так же быстро помчались к берегу.

Пётр осмотрелся: всего бежавших было семеро: Корявый, Левон, мужичонка на побегушках, ещё три каторжника, которых он видел в свите Корявого, но не знал, как их звать, и он сам.

Немного отдышавшись, Левон сменил одного из мужиков на вёслах, и Пётр последовал его примеру.

– Живей, робятушки, живей! – приговаривал Корявый, глядя назад.

На берегу их уже ждали: высокий мужик, до самых глаз заросший бородой, и рядом с ним собака.

– Ну, здоров, побратим! – сказал мужик.

– Здоров, Кузьма! – ответил Корявый, и они по русскому обычаю троекратно поцеловались.

На этом нежности закончились, и беглецы быстро, насколько это позволяли сковывавшие ноги цепи, углубились в лес.

– Ну, острожники, давай в нормальных людей превращаться! – через пару вёрст Кузьма развязал мешок с инструментом и принялся освобождать каторжников от кандалов, которые они тут же глубоко зарыли.

– Пошли, ребята! – Кузьма направился прямо в чащу леса; собака, симпатичная помесь лайки и дворняги, радостно поскакала у его ноги.

Путь показался Петру очень длинным: они шли молча весь день и часть ночи, и вот когда он подумал, что от усталости больше не сможет двинуть ни ногой, ни рукой, Кузьма остановился и сказал:

– Пришли! Заходите, жена моя вас накормит, и ляжете спать.

Такая же высокая, как он, женщина открыла дверь в избу и пригласила к столу. Петька был так утомлён, что не понял вкуса того, что он ест и пьёт, и готов был повалиться и уснуть здесь же, за столом, что, видно, он и выполнил с успехом, потому что почувствовал, как его треплют за плечо, и услышал добрый женский голос:

– Глянь, как его сморило! Устал, бедняжечка. А какой молоденький да хорошенький!

– Аграфена! – строго сказал низкий мужской голос. – Ты мне это брось!

– Парень! – это уже адресовалось Петьке. – Пошли, покажу, где ляжешь!

Пётр разлепил веки, с трудом пробормотал слова благодарности и поплёлся вслед за провожатым в сарай, где упал на копну душистого сена и рухнул в сон.

Пробудился он утром от звонкого:

– Цыпа-цыпа-цыпа! – и беспорядочного куриного кудахтанья.

Солнце светило вовсю сквозь щели сарая, рассыпаясь лучами по сену; Петька с наслаждением потянулся, разминая затёкшее от долгого сна тело, и вышел на двор.

– Хорошо почивали? – прищурившись на него, спросила хозяйка, кормившая кур.

– Спасибо, давно так не спал! А где все? – немного смутившись, поинтересовался он.

– Завтракают уже. Вы умойтесь и тоже идите в избу!

Петька подошёл к ведру с водой, умылся, принял поданное полотенце и поднялся по крыльцу.

– Ну, ты здоров спать, Везунчик! – такими словами встретили его подельники.

– Садись, поешь и послушай, что я решил! – Корявый был как всегда суров и сдержан. – Долго нам здесь оставаться не след: Кузьму подводить нельзя. Сейчас приведём себя в божеский вид и отправимся в путь-дорожку.

Вместе нам идти нельзя, потому разделимся: Левон, Шишига и Везунчик пойдут со мной, а вы, мужики, отдельно. Встречаемся на старом месте, там обсудим, что да как.

– Когда встретимся, Егор Матвеич? – подал голос один из мужиков.

– Через три месяца.

– Рано, Егор! – возразил другой. – Надо бы на дно залечь!

– И заляжем. Посля встречи. Надолго заляжем! – пообещал Корявый.

Привести себя в божеский вид означало: помыться, переодеться в нормальную одежду и побрить голову налысо, уповая, что волосы скоро отрастут. И в этот же день они, нимало не медля, пустились в дальнюю дорогу…

Каждый из Петькиных попутчиков тащил заплечный мешок с кой-каким провиантом, которым их снабдила улыбчивая Аграфена. Шли они, в основном, лесом, опираясь частично на карту, частично на чуйку Корявого, а она у него была как у гончей. Пётр, человек сугубо городской, и не знал, что можно ходить по лесу и не блудить, в смысле, не заблуждаться, не потеряться.

Корявый же читал природу как открытую книгу, всё для него имело значение: положение звёзд и луны на небесном склоне, цвет заката и восхода, наличие мха на деревьях и прочая, прочая, прочая – что для Петьки было китайской грамотой. Однажды на вечернем привале он не удержался и спросил:

– Егор Матвеич, а откуда ты всё это знаешь?!

– А ты молодец, Везунчик! – с одобрением сказал Корявый. – Сколь дней идём, а ты впервой меня спросил о чём-то!

– Так ведь, меньше знаешь, Егор Матвеич, и жить будешь дольше…

– Верно говоришь. Я в лесу вырос, Петя, отец мой был лесник, всему меня научил. Хорошо в лесу, а, Петруха? Птички поют, солнышко греет, зверьё всякое шныряет… благодать!

– Что ж ты от благодати-то этакой в город подался?